116 
Вымыв посуду, она сняла передник и опустила закатанные рукава вязаного жакета. Потом достала гладильную доску и пошла наверх за ночной сорочкой Бетти.
Джимми уже был в коридоре и надевал пальтишко.
— Тетя Джин, я уже готов! — бодро доложил он. — Вот только шнурки никак не могу завязать.
— Сейчас я тебе помогу! — опустилась перед ним на колени Джин. — Рукавички не забыл?
Мальчик извлек варежки из кармана пальто.
— Какой ты умница! — похвалила его Джин. — А сейчас беги к папе и скажи ему, что ты готов.
— А правда, я тебе хороший помощник, да? Мама велела, чтобы я тебе во всем помогал.
— Очень хороший! Иди сюда, я тебя за это крепко поцелую!
Мальчик тоже приложился к ее щеке и с криком «Папа! Я готов!» унесся вниз. Спустя несколько минут Джин услышала, как хлопнула парадная дверь. Значит, мужчины ушли на прогулку.
Джин зашла в спальню и оглядела комнату. Стены, выкрашенные в теплый персиковый цвет, на окнах веселенькие ситцевые шторы — букетики цветов на светлом фоне в тон стенам, в центре комнаты — огромная двуспальная кровать. Бетти говорила, что эта кровать — подарок ее отца им с Джоном на свадьбу.
«Отец не одобряет нынешней моды на две кровати в спальне! — призналась ей Бетти. — Нам эта кровать тоже нравится, несмотря на свои необъятные размеры. Одна беда, она занимает почти всю спальню!»
Действительно, мебели в комнате было совсем немного. Маленький туалетный столик возле окна, у свободной стены — шкаф и комод. «Уютная комната, — заключила Джин, еще раз обведя спальню взглядом. — И очень счастливая! Нужно только купить цветов и поставить их на туалетный столик к возвращению Бетти».
И тут Джин впервые подумала о том, что ее миссия в доме Бетти завершена и она в общем-то уже больше не нужна ей. Наверняка Джон и Бетти захотят побыть наедине друг с другом. После всего, что им довелось пережить за последние несколько недель, они имеют право на то, чтобы им никто не мешал.
Джин машинально сунула руку в карман жакета и извлекла оттуда письмо, которое получила утром. Письмо было из Сент-Морица. В первую минуту она подумала, что это письмо от Толли, но, увидев незнакомый почерк, догадалась, что письмо от матери.
Пейшенс Плауден предприняла попытку навести мосты в отношениях с дочерью, которую бросила много лет назад, но после стольких лет разлуки сделать это было совсем непросто. «Знаю о твоей помолвке, дорогая, — писала она, — а значит, будущее твое уже определенно. Но в любом случае я хочу, чтобы ты знала, что мой дом всегда открыт для тебя и твоя комната всегда ждет тебя. А я буду просто счастлива увидеть тебя снова. Мы еще так мало знаем друг друга, но я чувствую, что со временем мы можем подружиться. Очень хочу познакомиться с тобой поближе, дорогая Джин. И запомни, если тебе потребуется помощь или дружеская поддержка, ты всегда можешь рассчитывать на свою мать».
Джин перечитала письмо дважды, а потом сложила его и сунула в конверт. Она вспомнила свою первую встречу с матерью, ее выступление, то потрясение, которое произвел на нее голос певицы, восторг и овации публики. Что у нее общего с этой женщиной? И о какой дружбе можно говорить?
Однозначного ответа на эти вопросы у нее не было. Как трудно разобраться в собственных чувствах! Мать вообще не существовала в жизни Джин до тех пор, пока она не отыскала среди бумаг покойной тетки газетные вырезки и письмо. Джин вспомнила, какую всепоглощающую ненависть испытала она в тот момент к незнакомой ей женщине. Бросила дочь совсем крошкой, оставила на произвол судьбы, обрекла на годы унижений и страданий. Она всю жизнь будет стыдиться такой матери, думала она тогда, рисуя в своем воображении образ порочной, бессердечной и легкомысленной женщины, погубившей детство дочери. Теперь непросто было забыть о той боли и обиде и воспринять по-новому Пейшенс Плауден — умную, элегантную, известную, независимую и не очень здоровую.
И все же что-то в душе Джин противилось тому, чтобы, простив все, с радостью броситься в распахнутые объятия вновь обретенной матери. «Конечно, — думала Джин не без злорадства, — теперь она ищет близости со мной, добивается моей дружбы. Я ведь, как она считает, скоро стану женой такого известного человека. А если бы она увидела перед собой бедную девушку, у которой нет ничего за душой? Ни денег, ни родственников, ни крыши над головой?!»
В таких рассуждениях, несомненно, была изрядная доля цинизма, и Джин это хорошо понимала. Ведь это она, ее мать, геройски вела себя в годы войны! А потому стыдно ей думать так о родной матери! Но, несмотря на угрызения совести, Джин не находила в своей душе отклика на запоздалую родительскую любовь Пейшенс Плауден.
116 
