– Мистер Стэнхоуп? – спрашивает она. – Верджил Стэнхоуп?
На письменном столе Томаса Меткафа стопки бумаг, испещренные крошечными символами и цифрами, больше напоминающими код. Еще лежит схема – нечто похожее на восьмиугольного паука с сочлененными ручками и ножками. Я в старших классах учился неважно, но мне этот рисунок напомнил уроки химии. Стоило нам войти, как Меткаф поспешно убрал бумаги. Он весь в поту, хотя на улице на самом деле не так уж и жарко.
– Они исчезли! – возбужденно воскликнул он.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы их найти…
– Нет, нет. Мои записи.
Возможно, на тот период своей карьеры я не настолько часто выезжал на место происшествия, но все равно мне показалось странным, что человек, у которого пропали жена и ребенок, больше печется о каких-то бумажках, чем о живых людях.
Донни посмотрел на громоздящиеся на столе стопки бумаги.
– А разве это не они?
– Разумеется, нет, – отрезал Меткаф. – Естественно, я говорю о записях, которых здесь не хватает.
Бумаги представляли собой таинственную последовательность цифр и букв. С одинаковым успехом это могла быть как компьютерная программа, так и код сатанистов. Такие же надписи я ранее видел на стене. Донни посмотрел на меня и удивленно приподнял бровь.
– Большинство людей больше бы беспокоились о своей пропавшей семье, особенно учитывая то, что ночью слон убил человека.
Меткаф продолжал тщательно просматривать стопки бумаг и книги, передвигать их справа налево, мысленно отмечая наличие.
– Поэтому я тысячу раз говорил ей, чтобы не водила с собой Дженну в заповедник…
– Дженну? – переспросил Донни.
– Мою дочь.
Донни не решался задать следующий вопрос.
– Вы с женой часто ссорились, не так ли?
– Кто вам такое сказал? – усмехнулся Меткаф.
– Гидеон. Он сказал, что вы вчера обидели Элис.
– Я ее обидел? – снова хмыкнул Томас.
Я шагнул вперед, как мы с Донни и договаривались.
– Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашей ванной?
Меткаф жестом указал мне на небольшую комнатку дальше по коридору. Внутри на стене в треснувшей раме висела газетная вырезка (уже пожелтевшая, с загнувшимися краями) о заповеднике. Там же была и фотография Томаса с улыбающейся беременной женщиной, а за их спинами маячил слон.
Я открыл аптечку, пошарил на полочке: пластыри, антибиотики местного действия, антисептики, жаропонижающие и болеутоляющие. Там же стояли три флакончика с лекарствами, все только начатые, на каждом написано имя Томаса. Прозак, абилифай, золофт. Антидепрессанты.
Если сказанное Гидеоном о смене настроения правда, можно предположить, что Томас принимает лекарства.
На всякий случай я спустил воду в унитазе, а к тому времени, когда вернулся в кабинет, Меткаф уже расхаживал по периметру комнаты, словно тигр в клетке.
– Не хочу, детектив, учить вас работать, – сказал он, – но я пострадавшая сторона, а не сторона, совершившая преступление. Она сбежала с моей дочерью и делом всей моей жизни. Может быть, вам стоит заняться ее поисками, а не мучить меня допросами?
Я шагнул вперед.
– А зачем ей красть ваш труд?
Он опустился в стоящее у стола кресло.
– Потому что она и раньше так поступала. Много раз. Врывалась ко мне в кабинет и уносила мои записи. – Он развернул длинный лист у себя на столе. – Это не должно покинуть стены кабинета, джентльмены… но я на пороге великого открытия в области памяти. Доказано, что воспоминания адаптируются прежде, чем достигают мозжечковой миндалины, но мои исследования доказывают, что каждый раз, когда память обращается к какому-либо воспоминанию, оно вновь возвращается в это изменчивое состояние. А это говорит о том, что потеря памяти может случиться и после восстановления памяти, если фармакологическая блокада, при которой нарушается синтез протеинов в мозжечке… Только представьте себе возможность стереть с помощью химических элементов травматические воспоминания даже через много лет после происшедшего! Свершилась бы революция в лечении посттравматического стресса. В таком случае исследование Элис, сосредоточенное на поведенческой реакции животных на гóре, оказалось бы за рамками науки.
Донни взглянул на меня через плечо.
– Сумасшедший, – беззвучно произнес он. – А ваша дочь, доктор Меткаф? Где она находилась, когда вы застали вашу жену?
– Спала. – Его голос дрогнул. Меткаф отвернулся от нас, прокашлялся. – Совершенно очевидно, что единственное место, где моей жены точно нет, это мой кабинет. Возникает резонный вопрос: почему вы до сих пор здесь?