Я чувствую присутствие мужчины.
С другой стороны, если уж быть абсолютно откровенной, это может быть предвестником головной боли.
– Конечно, вы ощущаете присутствие мужчины, – говорит Верджил, комкая фольгу, в которую был завернут его хот-дог с чили. Никогда не видела, чтобы люди ели так, как ест этот человек. Первые ассоциации, которые приходят мне в голову: «гигантский кальмар» и «моющий пылесос». – Кто еще подарит цыпочке цепочку?
– Вы всегда такой грубый?
Он берет у меня жареную картошку.
– Для вас я делаю исключение.
– Вы еще не наелись? – интересуюсь я. – А если я подам «горяченькое» под названием «Я же вам говорила!»?
Верджил хмурится.
– Зачем это? Потому что вы наткнулись на драгоценность?
Прыщавый юнец в трейлере из гофрированного железа – он-то и продал нам хот-доги – наблюдает за перепалкой.
– А что вы нашли?
– Что?! – рявкаю я на него. – Никогда не видел, как люди ссорятся?
– Скорее всего, он никогда не видел людей с розовыми волосами, – бормочет Верджил.
– По крайней мере, у меня есть волосы, – замечаю я.
Видимо, я наступаю ему на мозоль. Он проводит рукой по практически лысой голове.
– Грубо.
– Не забывайте постоянно напоминать себе об этом.
Я смотрю на юного продавца хот-догов – он не сводит с нас глаз. В глубине души мне хочется верить, что он будет поглощен зрелищем человека-пылесоса, который доедает остатки моего обеда, но в голове звучит мыслишка, что, возможно, он узнал во мне бывшую знаменитость.
– Тебе не нужно наполнить бутылки кетчупом? – рявкаю я, и он отступает от окошка.
Мы сидим в парке и едим хот-доги, которые я купила после того, как Верджил понял, что у него нет ни гроша.
– Это мой отец, – говорит Дженна, жуя хот-дог с сыром тофу. Теперь цепочка висит у нее на футболке. – Это он подарил маме цепочку. Я присутствовала при этом. Я помню.
– Отлично. Ты помнишь, как мама получила булыжник на цепочке, но совершенно не помнишь того, что произошло в ночь ее исчезновения, – упрекает Верджил.
– Попробуй ее подержать, – советую я. – Когда меня приглашали найти похищенных детей, лучше всего мне удавалось получить ключ к происшедшему, прикоснувшись к вещи, которая принадлежала пропавшему ребенку.
– Как сучка, – произносит Верджил.
– Прошу прощения!
Он поднимает голову – сама невинность.
– Собака женского пола, неужели не знаете? Разве не так ищейка нападает на след?
Не обращая на него внимания, я вижу, как Дженна сжимает в кулаке цепочку и закрывает глаза.
– Ничего, – через секунду говорит она.
– Обязательно нахлынет, – обещаю я. – Когда меньше всего ожидаешь. Хочу заметить, у тебя недюжинные способности. Держу пари, ты вспомнишь что-то важное, когда будешь сегодня вечером чистить зубы.
Конечно же, это не обязательно будет правдой. Я сама уже жду несколько лет, но тщетно – ни ответа ни привета.
– Дженна не единственная, кому эта вещица могла бы освежить память, – размышляет вслух Верджил. – Может быть, тот, кто подарил это Элис, смог бы нам что-то рассказать.
Дженна вскидывает голову.
– Мой отец? Да он в половине случаев не помнит, как меня зовут.
Я похлопываю ее по плечу.
– Не стоит переживать из-за родительских грехов. Мой отец вообще был трансвеститом.
– И что в этом плохого? – спрашивает Дженна.
– Ничего. Но и трансвестит из него получился так себе.
– Мой отец сейчас в лечебнице, – говорит Дженна.
Я смотрю поверх ее головы на Верджила.
– Да?
– Насколько я знаю, – говорит Верджил, – больше никто не приходил беседовать с твоим отцом после исчезновения мамы. Возможно, стоит попробовать.
Я сделала достаточно псевдопредсказаний, чтобы видеть, когда человек неискренен. И сейчас я вижу, что Верджил Стэнхоуп бессовестно врет. Не знаю, какую игру он затеял и что надеется узнать у Томаса Меткафа, но я не позволю Дженне одной отправиться с Верджилом.
Даже несмотря на то, что я обещала больше никогда не возвращаться в психбольницу.
После случая с сенатором у меня настала черная полоса. Много водки, седативные препараты. Тогда менеджер посоветовала мне взять отпуск, а на самом деле имелось в виду недолгое пребывание в психиатрической лечебнице. Все было обставлено с невероятной секретностью, в подобном месте знаменитости «восстанавливают силы» – так в Голливуде говорят о «глотании зонда, избавлении от алкогольной и наркотической зависимости или лечении электрошоком». Я лежала там тридцать дней, достаточно долго, чтобы понять – больше я не опущусь настолько низко и никогда туда не вернусь.