очень нудно 
19 
Конечно, его собственное отношение тоже сыграло свою роль: он либо отдавал приказы, либо обсуждал с нею вопросы, которые интересовали их обоих, причем разговаривал с нею так, как разговаривал бы с приятелем.
Ему было совершенно ясно, что он не сможет остаться в стороне и позволить Жизели продать свою девственность, как она собиралась сделать. Проблема для него заключалась в том, как помешать этому. Он был слишком болен для того, чтобы сыграть роль любовника — даже если бы пожелал это сделать. И предложить подобное он не мог, потому что это немедленно изменило бы отношения между ними, чего графу непременно хотелось бы избежать. Он сам был несколько удивлен тем, насколько высоко он, оказывается, ценил ту непринужденность, которая царила между ними.
Сейчас Жизель ему доверяла. В столь трудный для нее момент она обратилась к нему со своей проблемой. Это, по крайней мере, хотя бы отчасти облегчало его задачу.
Тем не менее если бы он попробовал просто дать ей деньги, она начала бы яростно возражать — это граф прекрасно понимал. И более того, она не поверила бы, что он может желать ее как женщину, поскольку до этой минуты он не давал ей ни малейшего повода так думать.
«Что я, черт побери, могу предпринять?»— лихорадочно думал граф.
Когда Жизель наконец дочитала газету, он так и не нашел никакого решения.
Она вопросительно посмотрела на него, и граф пытался придумать, что же еще ей сказать, когда в комнату вошел Бэтли.
— Прошу вашего прощения, милорд, но явился капитан Генри Сомеркот и желает вас видеть.
Граф решил, что само небо послало ему этого гостя, чтобы он смог еще немного оттянуть трудный разговор с Жизелью.
— Ты прекрасно знаешь, Бэтли, что я всегда очень рад видеть капитана Сомеркота. Попроси его подняться ко мне. Жизель встала.
— О твоем деле мы поговорим чуть позже, — пообещал ей граф.
— Спасибо, милорд.
Она сделала ему реверанс и ушла. Провожая ее взглядом, граф подумал, что сейчас на ее лице отражается страдание гораздо более глубокое, чем в те дни, когда она просто голодала.
«Мне надо придумать какой-то достойный выход из этой ситуации!»— снова сказал он себе.
Капитан Сомеркот явился в спальню графа Линдерста подлинным воплощением светского щеголя: пышный крахмальный шейный платок, завязанный причудливым узлом, слепил глаза своей белизной, кончики воротника поднимались выше загорелого подбородка…
— Генри! — воскликнул граф. — Очень рад тебя видеть. Каким ветром тебя занесло в Челтнем?
— А мне казалось, ты меня должен был бы ждать, Тальбот, — отозвался Генри Сомеркот.
Капитан был красивым молодым человеком — на несколько лет моложе графа. Они служили в одном полку и во время битвы при Ватерлоо тоже сражались рядом. Кроме того, они были родственниками, хотя и очень дальними, так что знали друг друга еще с детства.
— Я явился сюда, чтобы усыпать лепестками роз путь нашего героя-победителя! — объявил Генри Сомеркот, усаживаясь в кресло.
— Ну конечно! Мне следовало бы догадаться, что там, где появится герцог, должен появиться и ты.
— Разве я могу мечтать об отпуске? — осведомился капитан Сомеркот, который при Ватерлоо было адъютантом Веллингтона. — Теперь его светлость меня почти усыновил и заставляет мое начальство высылать меня вперед повсюду, где он собирается появиться в официальной роли.
— Мне казалось, что это не так уж неприятно.
— Господи, ну конечно! Все лучше, чем маршировка… Но, надо признаться, Тальбот, иногда оказываешься в ужасно странных местах.
— Ну я только рад, что ты оказался в Челтнеме, — отозвался граф.
— Как только герцог сказал мне, куда собирается ехать на этот раз, я сразу подумал о том, что увижу тебя, — сказал капитан Сомеркот. — Как твои раны? Тебе лучше?
— Я скоро собираюсь встать с этой опостылевшей постели.
— Рад это слышать. Когда тебя увозили из Бельгии, я уж решил, что тебе конец — и все потому, что ты не разрешил нашему мяснику отрезать тебе ногу.
— И я был абсолютно прав, — заметил граф. — Теперь она уже заживает. Но за это я должен благодарить местного хирурга.
— Должен сказать, что выглядишь ты намного лучше, — подтвердил капитан, критически разглядывая своего друга и родственника. — Но если будешь слишком долго лежать в постели, то непременно растолстеешь.
— Я и сам так думаю, — ответил граф, — но мне категорически запрещают вставать, пока раны не заживут окончательно.
19 
