24 
Доктор Фолкнер закончил накладывать повязку и осторожно опустил ногу девушки на постель.
— Боюсь, что Хэмиш, которого я знаю очень давно, решил подшутить над своим дядей!
— Вы… хотите сказать… что тот человек… который велел мне… убираться вон… это действительно граф?
Врач кивнул.
— Тогда… я должна немедленно уехать! Но, боюсь… у меня совсем нет денег…
Доктор Фолкнер нахмурился.
— Вы хотите сказать, что молодой Хэмиш отправил вас сюда, не дав денег на обратный билет?
— Он дал мне билет от Кингз-Кросс до Инверглена и… пять фунтов… на дорожные расходы. Но… мне пришлось заплатить четыре фунта мистеру Макдональду, чтобы… он привез меня сюда… от станции.
Врач усмехнулся.
— Старый Макдональд в своем репертуаре! — заметил он.
— Что же мне делать? Ради Бога, скажите… что мне делать? — жалобно спросила Джакоба.
— Сейчас вы можете делать только одно: лежать и не бередить рану, — твердо сказал доктор Фолкнер. — Я так и скажу его сиятельству, и ему просто придется смириться с вашим присутствием.
— Он рассердился… Он страшно рассердился, что я… приехала! — в смятении промолвила Джакоба.
— Я уверен, ему очень жаль, что его собаки вас укусили. Так что они заодно с Хэмишем позаботились о том, чтобы вы стали его гостьей, нравится ему это или нет!
— Я… предпочла бы… уехать! — настаивала Джакоба.
— Как ваш лечащий врач я этого позволить не могу! Тем более существует реальная опасность, что у вас начнется отек. И несколько дней нога будет болеть.
— Тогда… что же мне делать?
У Джакобы сорвался голос — к горлу подступали рыдания.
— Я… я очень проголодалась… Но раз он так… сердится… его сиятельство не даст мне… поесть.
— Но вы же должны были захватить в дорогу какие-нибудь продукты? — недоверчиво посмотрел на нее врач.
— Вчера у меня была еда… но она почти вся кончилась, когда я уезжала из Глазго. А это было сегодня в шесть утра.
Джакобе показалось, что врач совершенно изумлен ее легкомыслием.
— Предоставьте все мне, — сказал он наконец. — Единственное, что вы сейчас должны сделать, это лечь в постель. Здесь нет горничной, которая помогла бы вам раздеться, но я — ваш лечащий врач, так что вам придется принять мою помощь.
Произнося эти слова, он бережно помог девушке сесть, после чего снял с нее жакет и расстегнул сзади блузку.
Потом он сказал:
— Я собираюсь достать ночную рубашку из ваших сундуков; я распоряжусь, чтобы их принесли наверх. Тем временем постарайтесь снять все что сможете — только не двигайте левую ногу. Вы меня поняли?
— Я… я постараюсь, — прошептала Джакоба.
Доктор вышел из комнаты.
Джакоба сняла блузку, расстегнула юбку и спустила ее почти до колен, не двигая ступню. Однако каждое движение отдавалось болью.
Джакоба обнаружила, что врач отрезал ее чулок у колена, не снимая подвязок.
«Какой он добрый! — благодарно подумала девушка. — А вот граф, конечно, будет ужасно сердиться!»
Она дала себе слово уехать как можно скорее, но, когда она сняла с себя большую часть одежды, накрывшись юбкой и блузкой, голова у нее закружилась, и к приходу доктора Фолкнера она лежала с закрытыми глазами, снова почти без сознания.
Следом за врачом шли лакеи с ее сундуками. Вещи были поставлены на место, указанное доктором Фолкнером. Затем лакеи удалились, а он подошел к кровати.
— Я велел, чтобы вам принесли поесть. Но сначала хочу вас устроить как следует.
— Я… сняла все… что могла… и ногой не двигала, — пролепетала Джакоба. Вижу, — похвалил он ее. — Вы все сделали очень разумно. А теперь скажите, в каком сундуке лежат ночные рубашки.
— В том… который перевязан ремнями, — едва слышно ответила она.
Доктор открыл сундук, нашел ночную рубашку и вернулся к кровати. Помог девушке просунуть голову в ворот, руки — в рукава, а потом, когда она опустила рубашку, осторожно убрал остальную ее одежду. Добрый врач действовал так умело и деликатно, что Джакоба даже не почувствовала смущения.
Затем он укрыл ее одеялом и подложил под спину подушки, чтобы она могла сидеть.
— Сейчас вам принесут поесть, и вы должны съесть все, а потом заснуть.
— А… если граф скажет… что мне нельзя здесь оставаться?
— Мне этого его сиятельство сказать не сможет, — спокойно ответил врач, — а вы обещали меня слушаться.
24 
