очень нудно 
31 
— Когда я сюда только поступила, Петер, — сказала она однажды утром за завтраком, закрыв дверь и понизив голос, — этот дом еще не назывался Бергхоф. Это уже потом хозяин придумал такое название. А раньше это был Вахенфельд, и сюда приезжали в отпуск муж и жена из Гамбурга, Винтеры по фамилии. Когда герр Винтер умер, его вдова начала сдавать дом отдыхающим. Для меня это был кошмар: то и дело является кто-то новый, а я должна выяснять, чего он из еды любит и как это ему готовить. Герр Гитлер, помню, в первый раз приехал в 1928 году с Ангелой и Гели…
— С кем? — переспросил Пьеро.
— С сестрой и племянницей. Ангела когда-то работала тут экономкой, как твоя тетя. Так вот, значит. Прибыли они летом, и герр Гитлер — он тогда, понятно, был еще герр Гитлер, а не Фюрер — мне и говорит: я, мол, мяса не ем. Я про подобное не слыхивала. Ну, думаю, жуть как странно. Но со временем научилась готовить, что он любит, а он, к счастью, остальным не запрещал питаться как им нравится.
На заднем дворе, словно по заказу, раскудахтались куры. Казалось, они настаивают, чтобы Фюрер приказал всем и каждому разделить его пищевые пристрастия.
— Ангела была женщина суровая. — Эмма села и рассеянно уставилась в окно, припоминая события девятилетней давности. — Они с хозяином что ни день ругались, и все, выходило, из-за Гели, ейной дочери.
— А Гели была маленькая, как я? — спросил Пьеро и представил девочку, которая тоже каждый день бегала по горе, и подумал, что неплохо бы как-нибудь пригласить сюда Катарину.
— Нет, гораздо старше, — ответила Эмма. — Лет двадцать, я так думаю. Они с хозяином одно время очень тесно общались. Слишком даже тесно, я так скажу.
— Что значит слишком?
Эмма замялась, а потом вздохнула и сказала:
— Ничего не значит. Не стоит мне о таких вещах болтать. Особенно с тобой.
— Но почему? — Любопытство Пьеро разгорелось. — Пожалуйста, Эмма. Обещаю, я никому…
Кухарка вздохнула, и Пьеро увидел, что ей до смерти хочется посплетничать.
— Ладно, — буркнула она наконец. — Но если ты хотя бы заикнешься кому-нибудь про то, что я сейчас расскажу…
— Не заикнусь, — поспешил пообещать Пьеро.
— Тогда слушай, Петер. По тем временам хозяин уже стал лидером партии национал-социалистов, и партия эта его все больше и больше набирала мест в рейхстаге. Целая, почитай, армия у хозяина появилась, так, конечно, Гели страсть как нравилось, что такой человек на нее внимание обратил. Но потом вдруг ей это — раз! — и надоело. Потеряла интерес, а хозяин — нет, обожал, как раньше, и ходил за ней по пятам. А Гели возьми да и влюбись в Эмиля, был тогда такой водитель у Фюрера, и ничего, кроме беды, из этой любви не вышло. Беднягу Эмиля уволили — повезло, хоть жив остался. Гели все глаза выплакала, Ангела злобилась, но Фюрер племяшку нипочем не отпускал, таскал ее с собой повсюду, а она, бедная девочка, становилась все тише да несчастнее. Так вот, на Вильгельмину Фюрер посматривает, потому что больно уж на Гели она похожа. Наружностью обе ну просто вот как одна. Лицо широкое, круглое. Глаза темные, ямочки на щеках. Обе дурочки. Знаешь, Петер, когда я ее первый раз увидала, у меня аж сердце зашлось: испугалась, что привидение.
Пьеро задумался над всем этим, а Эмма опять занялась готовкой. Пьеро помыл миску и ложку, убрал их в сервант и лишь тогда обратился к Эмме с последним вопросом:
— Привидение? А почему, что с ней случилось?
Эмма покачала головой и, снова вздохнув, ответила:
— В Мюнхен она уехала. С собой он ее увез. И не отпускал ни на шаг. А потом как-то раз оставил одну в квартире на Принцрегентенплац, так она и пошла к нему в спальню, вытащила из ящика стола пистолет и застрелилась. Прямо в сердце.
Ева Браун почти всегда приезжала в Бергхоф вместе с Фюрером, и Пьеро было строго-настрого приказано называть ее Фройляйн и никак иначе. Ева, высокая блондинка с голубыми глазами, лет двадцати с небольшим, одевалась невероятно изысканно, и дважды в одном и том же наряде Пьеро ее ни разу не видел.
— Можете все это выкинуть, — сказала она как-то Беатрис, покидая Оберзальцберг; они с хозяином приезжали на выходные. Распахнула шкаф, провела рукой по блузкам и платьям. — Это прошлый сезон. Берлинские модельеры обещали немедленно выслать мне образцы из новых коллекций.
— Отдать бедным? — спросила Беатрис, но Ева всем видом показала: нет.
31 
