очень нудно 
31 
Карлос сожалел, что они были вместе так недолго.
А теперь, когда Марта узнала, что Хавьер не его родственник, что-нибудь изменилось? Для кого она тут расставляла сети? Горло Карлоса сдавило при мысли, что она могла использовать его, чтобы добраться до Хавьера. Сначала работа, потом…
— Мне очень жаль… — На этот раз Марта извинилась явно за что-то другое.
Ее пальцы согнулись в его руке. Возможно, она только хотела высвободиться из его предательски сильной хватки, но для Карлоса, уже взвинченного от напряжения, остро ощущавшего призыв ее тела, это было скорее похоже на ласку — легкое движение кончиков пальцев по его ставшей вдруг очень чувствительной коже. Тело напряглось. Его охватило нечто горячее, мощное и примитивное. Карлос решил, что сойдет с ума от желания.
Все. Хватит. Это было уже слишком.
— Нечего меня жалеть, — огрызнулся Карлос, притворившись, что превратно понял ее извинения. — Какой в этом смысл? Все так, как есть, и ничто не изменится.
Сделав шаг в сторону, Карлос ступил на край бассейна и, взмахнув руками, прыгнул в воду, приветствуя освежающую прохладу и надеясь, что она вернет его к реальности и позволит мыслить здраво. Он сразу взял быстрый темп, снова и снова стремительно меряя бассейн кролем, пока не остановился, судорожно хватая ртом воздух, чувствуя, как отяжелели руки и ноги, будто налившись свинцом.
Она ушла, слава богу. Рядом с бассейном никого не было. Никакой высокой, соблазнительной фигуры, которая привела его в такое возбуждение. Марта ушла, несомненно оскорбленная грубым ответом. Чего он и добивался. И в то же время где-то глубоко внутри тоска подтачивала Карлоса, и, зная, что не сможет так просто отделаться от назойливого чувства, он снова бросился в холодную чистую глубину бассейна. Мышцы выражали протест, сердце бешено стучало, но он припустил кролем, пока, наконец, изможденное тело не отказалось выполнять команды. Карлос нагружал себя физически, и его ум был спокоен, но как только он останавливался, знакомые мысли, горячие и тревожные, возвращались к нему.
Да, Марта в чем-то оказалась права. Она понимала, почему Карлос был здесь. Хавьер позвал его, и он, надеясь на примирение, прибежал, словно хорошо обученная собачка. Возвращаться сюда оказалось ошибкой, большой ошибкой. Ощущение, что поместье Эль-Сьело уже не было его домом и никогда не будет, только усилилось. Карлос не принадлежал этому месту, которое когда-то служило ему убежищем и землей обетованной. Теперь каждая минута пребывания здесь становилась агонией.
И присутствие Марты Джонс, этой прекрасной искусительницы из райского сада, только усиливало страдания.
Глава 7
Марта читала на веранде. Или, вернее, пыталась читать. Она принесла с собой книгу, зная, что ей придется ждать возвращения Карлоса. Она не могла отправиться в постель, не поговорив с ним. После откровений у бассейна она не переживет еще одну ночь, скрывая правду от Карлоса. Он имеет право знать о ребенке, поэтому Марта только укрепилась в своем решении. Его слова о семье задели ее и заронили искорку надежды в израненную душу.
Он считал, что Хавьер пригласил его сюда только из-за нее, и Марте не нравился подобный ход мыслей. Однако, как ни печально, это было похоже на истину. Возможно, когда Карлос поймет, что старик беспокоился об их ребенке, он перестанет чувствовать себя преданным и отвергнутым. По крайней мере, Марта надеялась на это.
Она хотела найти Карлоса и поговорить с ним. Но он куда-то исчез еще до завтрака, и с тех пор она его не видела. К ужину тоже не явился. Хавьер был не в настроении, жалуясь на все на свете. Марта испытала облегчение, когда старый ворчун наконец решил прилечь.
— Вот ты где! — Внезапно нарушивший тиши ну вечера голос Карлоса заставил ее вздрогнуть.
Книга выскользнула из рук Марты и со стуком приземлилась на деревянный пол. В следующее мгновение он оказался у ее ног.
— Извини, не хотел тебя испугать, — произнес Карлос.
— Ничего… Я совсем не испугалась. — Марта посмотрела в его уставшее, подернутое глубокой печалью лицо, встретила взгляд его зеленых глаз и… все мысли вылетели у нее из головы.
Теперь она могла думать только о том, как близко он стоял и как свет ламп с абажуром изменил его лицо, придав ему оттенок таинственности — с той стороны, откуда падал свет, и в то же время сделав его опасным и мрачным — там, где залегли тени.
31 
