СМЕРТЬ КОРОЛЯ

Когда я оглядываюсь на первые двадцать пять лет своей жизни и думаю, сколько раз я подвергалась опасности потерять ее, то вспоминаю: впервые мысль о том, что самой судьбой мне предназначено стать великой королевой, пришла в голову тем чудесным днем, когда я въезжала в столицу. На мне было пурпурное бархатное платье для верховой езды, рядом ехал Роберт Дадли — самый красивый мужчина Англии; грохот пушек Тауэра приветствовал меня, вся дорога была усыпана цветами. Я поклялась Господу, что никакая сила не сможет помешать исполнить мое предназначение. И я исполнила обет.

С особым чувством вспоминаю эти первые двадцать пять лет — и всегда сохраню их в своем сердце, ведь даже горькие уроки не прошли для меня даром. Я была молода, плохо разбиралась в людях, один неверный шаг, одно необдуманное слово, даже улыбка или нахмуренная бровь могли стоить жизни.

Мне трех лет не исполнилось, когда довелось впервые столкнуться с несчастьем, круто изменившим мою судьбу. Я не могу с уверенностью утверждать, что хорошо помню свою мать, хотя иногда мне кажется, будто она, как живая, стоит перед глазами. В моих воспоминаниях она запечатлелась как существо необыкновенно яркое и пленительное. Запомнились мягкое прикосновение бархата и шелест шелка, дивный запах темных волос и еще какая-то лихорадочная веселость, очевидно, порожденная отчаянием. Но ярче всего осталась в памяти сцена, которую я не забуду до самой смерти. Мы — во дворе перед дворцом, и моя мать держит меня на руках. В одном из окон появляется ослепительная фигура — огромная, внушительная, с рыжей бородой. Это король. Мать старается привлечь его внимание — берет мою ручку и машет ею — так умоляюще, так трогательно и в то же время безнадежно. Короткое мгновение он раздраженно смотрит на нас и… отворачивается. Детские воспоминания не обманули меня, позднее я установила, что все так и было — за три или четыре дня до того, как мать арестовали и бросили в Тауэр. Памятуя о ее отчаянии и его жестокости, я дала еще одну клятву: никогда ни один мужчина не возьмет надо мной власть.

До этого мама обладала силой и могуществом, и моя воспитательница леди Брайан, которая доводилась ей родственницей, всячески старалась услужить ей, так же как и мистер Шелтон — тоже состоявший в отдаленном родстве с семьей матери.

Личность отца занимала в моей жизни огромное место. Я верила, что он — самый могущественный человек в мире, и уж, конечно, в Англии. Мне было четырнадцать лет, когда он умер, поэтому я могу с уверенностью сказать, что довольно хорошо знала его. Король внушал окружающим страх и одновременно восхищение. Но несмотря на всю его жестокость и беспощадность, отец всегда пользовался любовью народа. И вот именно в этом я намерена подражать ему. Из уроков истории я узнала, что глуп тот монарх, который не сумел завоевать уважение простых людей.

Леди Брайан рассказывала, что отец гордился мной и любил гулять в садах Хэмптон-корта или Виндзора, держа меня на руках. В воображении я с удовольствием рисовала себе эту картину: в нарядном платьице я сижу на руках у моего великолепного отца, а придворные вокруг в один голос уверяют его в моих совершенствах.

Все оборвалось в то мгновение, когда голова моей матери легла на плаху.

Я очень хорошо помню, как поймала леди Брайан за юбку и требовательно спросила:

— Где моя мама? Почему больше не приходит?

Леди Брайан молча отвернулась и заплакала, но я не отставала и настаивала, чтобы мне ответили. Тогда она посадила меня к себе на колени и сказала:

— Миледи принцесса, у вас больше нет мамы.

— У всех есть мама, — возразила я, ибо была уже достаточно большая, чтобы разуметь очевидные вещи.

— Ваша мама теперь на небесах, — ответила моя воспитательница.

— А когда она вернется?

— Люди, ушедшие на небеса, не возвращаются.

— Она обязательно придет повидаться со мной.

Леди Брайан прижала меня к себе и горько заплакала, окончательно поставив меня в тупик.

Я поняла, что случилось нечто ужасное, но долго еще не расставалась с надеждой снова увидеть мать.

Мне нравилось говорить о ней, и я попросила леди Брайан рассказать о моем рождении.

— Это случилось в Гринвиче, — начала она, — в чудесном дворце, который очень любили король с королевой. Впервые вы увидели свет Божий в Палате Непорочных Дев. Это название она получила позднее, а тогда это были обычные покои, только все стены увешаны гобеленами с изображениями святых мучениц.

  1