Последние отзывы

  165  

Такие речи вселяли в сердца слушателей страх и беспокойство, а человек боящийся склонен к жестокости.

Моя душа была смущена, как всякий раз, когда нужно было подписывать смертный приговор… Я вспомнила судьбу моей матери. Кэмпион не заслужил казни, хотя с политической точки зрения Уолсингэм был абсолютно прав. Мне угрожала опасность, враги подстерегали повсюду. Честный и осторожный Мавр отвечал за безопасность своей королевы; он не мог допустить, чтобы с моей головы упал хотя бы один волос.

Эдмунда Кэмпиона казнили, но предсмертных мук он избежал: сначала ему отсекли голову, а уже потом другие части тела. И это была королевская милость!

Всю ночь я молилась Господу, просила у Него прощения. Единственным утешением была мысль, что душа Кэмпиона наконец рассталась с несчастным искалеченным телом.

Я знала, что умер хороший человек, у меня перед глазами все стояло умное, молодое, полное жизни лицо оксфордского доктора, читающего приветственную речь на латыни.

* * *

Решение вопроса о герцоге Анжуйском нельзя было откладывать до бесконечности. Ситуация в Нидерландах делалась все более деликатной, эта несчастная протестантская страна без конца просила меня о помощи, а я тянула время, не желая вовлекать свой народ в войну. Однако французам тоже была не по нраву перспектива испанского господства в Голландии. И Испания, и Франция принадлежали к католическому лагерю, но между этими странами существовало соперничество, не позволяющее им объединить усилия в борьбе против моего королевства.

Мой маленький принц доставлял своей семье сплошные неприятности. Мать его всегда недолюбливала, венценосный братец — тоже. Вот почему мне пришла в голову чудесная идея отправить герцога Анжуйского в Нидерланды воевать против испанцев: герцог, заигрывающий с протестантами, отправится в Нидерланды и возглавит войну против испанцев, действуя как бы независимо, но получая тайную помощь от английского двора.

Больше всего в этой затее мне нравилось то, что принц будет воевать вместо меня. Хорошо бы только, чтобы это продолжалось подольше. Нужно лишь следить за тем, чтобы преобладание французов в Нидерландах не стало слишком очевидным, ибо присоединение голландских провинций к Франции в мои планы не входило. Такой исход представлял бы для Англии еще большую опасность, чем победа Испании.

Одним словом, ситуация была головоломная и запутанная и тут требовалось незаурядное дипломатическое искусство. Нужно было, чтобы герцог Анжуйский воевал в Нидерландах, представляя там не интересы Парижа, а интересы Лондона. При этом французский двор должен был пребывать в уверенности, что победа принца принесет несомненную выгоду Франции, а его брак со мной вернет Англию в лоно католицизма.

Хитроумная Екатерина Медичи преследовала собственные цели: во-первых, ей хотелось держать своего неугомонного сынка подальше от Парижа, а во-вторых, присоединить Нидерланды к французской короне. Моя же задача заключалась в том, чтобы у королевы французской не возникло сомнений в реальности ее замыслов.

Однако терпение Екатерины было на исходе. Уолсингэм доносил из Парижа, что Генрих III и его мать выражают недовольство бесконечными проволочками, а с моими представителями при парижском дворе держатся с подчеркнутой холодностью. Уолсингэм писал в Тайный Совет бесконечные послания, да еще и осмеливался читать нотации мне.

Я улыбалась, представив, как отреагировал бы на подобное письмо мой отец. Голова Уолсингэма моментально слетела бы с плеч. Его непонятливость меня раздражала, но ничего, придется потерпеть, к тому же в доводах Уолсингэма была своя логика, и я поняла, что игра близится к концу.

Поразительно, но даже самые умные мои министры не могли в полной мере оценить все достоинства и выгоды затеянной мной интриги. Неужели они не видели, что выигранные мной три года позволили стране обойтись без войны, укрепить армию и флот.

Я вынашивала планы, о которых мои министры и не подозревали. Мой маленький Анжу был в политике сущим флюгером, достаточно было малейшего дуновения ветерка, именуемого славой, чтобы он немедленно переметнулся из одного лагеря в другой. Бедный Лягушонок, уродливый, тщедушный, жадно взирающий на трон, да еще эта его матушка, забравшая себе всю государственную власть. Ничего, мои советники еще увидят, как мудра их королева — лишь бы им хватило терпения. Я не могла ни одного из них посвятить в свои планы — даже Мавра, даже моего Святого. Ни малейшего намека, ни малейшего подозрения, лишь в этом случае я могла сыграть свою роль убедительно.

  165