59 
Судя по всему, первая встреча жениха и невесты прошла успешно. Полагаю, для Мэри испанский принц был не столько живым человеком, сколько инструментом, который поможет вернуть Англию в лоно «истинной церкви». А как относился к своей невесте Филипп? Должно быть, он надеялся с ее помощью прибрать к рукам Англию, заполучить еще одну корону. Я изводила себя бессильной яростью. Если в результате этого брака на свет появится ребенок, всем моим надеждам на престол конец. Кроме того, мне была невыносима мысль о том, что на шею моему народу наденут ненавистное испанское ярмо. Я слышала, что в Испании инакомыслящих преследуют куда более жестоко, чем в нашей стране. Удастся ли Филиппу и его инквизиторам с попустительства Мэри поставить на колени наш гордый народ?
Бракосочетание состоялось двадцать пятого июля, в день святого Иакова, покровителя Испании.
Я внимательно прислушивалась к сплетням и слухам. Судя по доносившимся до меня сведениям, Мэри и Филипп были совершенно счастливы и лелеют единственную надежду — как можно скорей произвести на свет наследника. Лишь теперь я в полной мере осознала, как глубоко укоренилась в моей душе надежда воссесть на английский престол. Я думала и мечтала об этом с тех самых пор, как умер отец, а ведь в те годы меня отделяло от трона куда большее расстояние — у Эдуарда могли появиться дети, да и Мэри была гораздо моложе.
Затем Эдуард умер, осталась одна Мэри, стареющая, незамужняя, и, казалось, что моя мечта близка к осуществлению. Со временем я уверилась в своем великом предназначении. Каждый день своей жизни я готовилась к будущему царствованию — внимательно наблюдала за происходящим, мысленно извлекала для себя уроки. Я любила свою страну всей душой, любила народ, до которого не было дела ни Эдуарду, ни Мэри. Я обещала себе, что буду править совсем иначе.
И вот все переменилось. Мэри вышла замуж, она любит своего супруга, и если появится наследник, на моих надеждах можно поставить крест.
Я все еще считалась пленницей. Доказать мою виновность так и не удалось, иначе я сложила бы голову на плахе, как моя мать, как Катарина Ховард, как несчастная Джейн Грей.
Однажды поддавшись безотчетному порыву, я, преисполненная решимости защищаться всеми доступными средствами, нацарапала бриллиантовым перстнем на оконной раме:
- Рожденная для славы
- Подозреваема во многом,
- Живу, невинна перед Богом.
- Елизавета, пленница.
* * *
Во время Рождественских празднеств меня вызвали ко двору. Моему волнению не было предела. Возможно, сестра, купающаяся в лучах счастья, — говорили, что королева беременна, — более не считает меня опасной. Я не сомневалась, что ее супруг — человек умный и очень скоро понял, как малопопулярен он в Англии. Уж не пожелал ли Филипп снискать расположение народа, вызволив принцессу-пленницу из заточения? Одним словом, причин могло быть множество. Так или иначе, меня известили, что я должна прибыть в Хэмптон-корт. Когда томишься в неволе, любое разнообразие, даже чреватое новой опасностью, бесконечно радует.
Я готовилась к отъезду с волнением и нетерпением. Сопровождал меня сэр Генри. На ночь мы остановились в Рикоте, где я возобновила приятное знакомство с лордом Уильямсом. Он вновь принимал меня по-королевски, и мне показалось, что месяцы заточения — не более чем дурной сон.
Еще через два дня мы прибыли в Хэмптон, и при мне по-прежнему неотлучно находилась стража, это наводило на мысль, что положение мое остается прежним.
Через час после того, как я обосновалась в отведенных мне покоях, меня вызвали на заседание Государственного Совета, где председательствовал Гардинер. Прежде чем государственные мужи успели обратиться ко мне, я воскликнула, что очень рада их видеть и искренне надеюсь, что они убедят короля и королеву вернуть мне свободу.
— Я советую вам признаться в ваших прегрешениях и воззвать к милосердию ее величества, — сурово сказал Гардинер.
— Я не совершала преступлений против ее величества, — парировала я, — ни в мыслях, ни в словах, ни в деяниях. Чем признаваться в несуществующих грехах, лучше уж до конца своих дней просидеть в темнице.
— Ваша дерзость удручает королеву! — воскликнул Гардинер. — Из ваших слов следует, что ее величество обошлась с вами несправедливо. Если хотите вновь обрести свободу, покайтесь.
— Лучше навсегда остаться в тюрьме! — выкрикнула я. — Я не откажусь ни от единого своего слова. А что до вас, то пусть Господь простит вам все зло, которое вы мне причинили.
59 
