25 
Голос у мамы был счастливый и виноватый. Бабушка подтвердила догадки Сони. Она долго и громко ругалась с папой Сони. Бабушка требовала, чтобы родители забрали дочь на все лето и перестали «маяться дурью».
— Лагерь прекрасный. Самый лучший лагерь в России. Там будет поход в горы, они неделю будут жить на ферме… — оправдывался папа.
— На ферме? Может, Сонька еще и коров будет доить? — возмущалась бабуля. — Я так и вижу эту картинку. Сонька молча берет в руки ведра, полные молока, потом (тоже молча) надрывается и заканчивает отдых в больнице. А там и больниц-то нормальных нет. Откуда? На ферме-то.
— Это лошадиная ферма. Они будут там кататься на лошадях!
— На коне? Сонька? Еще лучше, пусть уж она сразу хребет себе сломает. Ее выкинет в ближайшие кусты — и все на этом закончится.
— Там все профессионально сопровождается, и вообще, путевку нам достал Сергей Анатольевич из Минюста. Думаешь, это было легко.
— Думаю, что вам там легко живется! — фыркала бабушка. — Пока я тут вашу дитю в люди должна выводить. Знаешь, что она на одни пятерки сдала все? Осталась какая-то ерунда. И что, нельзя было поощрить девочку? И меня тоже, если уж на то пошло. Сколько я буду тут в кухарках? Да она же и не ест этого все равно. Соседские коты все пожирнели на пять кило каждый от моих котлет.
Тут Соня покраснела. Она и не знала, что ее рационализаторские идеи в отношении применения большей части бабушкиного провианта были замечены и вычислены. В лагерь Соня не хотела. Строиться и ходить парами она не любила, выживать в социуме, проявляя бойцовские качества, не собиралась. Так что бабушкины выступления она одобряла. Но слова, как и всегда, ничего не решили. Путевка, полученная от знакомых, была финальным предложением, и даже бабушка не смогла ее отменить. Двадцать один день счастья, с пятнадцатого июля и до упора — что тут скажешь.
Соня молчала. Потом бабушка повесила трубку, и позвонил Володя, с которым они не виделись уже добрую пару недель.
— Сонь, я загляну? — спросил он.
— Да, — коротко согласилась она.
Через полчаса Володя сидел на Сониной кухне, ел свежие котлеты и разговаривал с бабушкой о Сонином вопросе.
— Они предлагают поучаствовать в записи. Это очень серьезное предложение, у нас песня в ротации на радио. Сейчас думаем делать сайт группы… — он говорил безостановочно, а бабушка хмурилась и силилась его понять.
— Это ансамбль народной музыки? — уточняла она. — И что такое ротация?
— Это этно фолк рок-группа. Называется «Сайонара».
— Рок? — услышала знакомое слово бабушка.
— Этнорок. Народные мотивы, записанные на современный лад, — упростил, как мог, Володя.
— И ты там тоже играешь? — подозрительно осмотрела его бабуля.
Музыка никогда не нравилась ей, так же как жене ее сына. Она именно этого и боялась, что музыка из академических концертных залов, белых платьев, букетов цветов превратится в алкоголь, наркотики и рок-н-ролл. Или как там у них, у молодых, это говорится.
— Я играю на струнных: гитара, гусли, домра. Иногда на балалайке.
— Да? — Названия инструментов немного успокоили умную Сонину бабушку. Она еще ни разу не слышала, чтобы пьяный рок-музыкант разбил на сцене на глазах у беснующейся толпы фанатов домру. — А послушать можно?
— Конечно! — согласился Володя радостно и притащил диск с демозаписями.
Бабушка послушала. На ее лице отразилось недоумение. Музыка была… необычная, странная. Непонятные слова «Лунной радуги» поставили ее в тупик. Бабушка любила Лайму Вайкуле и Софию Ротару. Иногда слушала Надежду Кадышеву, и представления ее о народной музыке были близки с этим ансамблем. То, что звучало на Сонином магнитофоне, было другим, а между тем действительно можно было услышать легкие переливы каких-то свиристелей, самобытные звуки давно забытых инструментов. Музыка была чистой, эмоциональной и… непонятной. Она не столько тронула ее, сколько заставила в недоумении пожать плечами. В то же время этот самый Володя испытывал совершенно другие чувства. У него горели глаза, он качал головой в такт музыке. Ему нравилось. Он слышал эту песню уже миллион раз, но она нравилась ему все больше и больше. Бабушка объяснила это разницей в возрасте.
— А ты сама-то хочешь? — спросила она Соню.
— Да! — кивнула та и улыбнулась. И этого короткого «да» в сочетании с широкой радостной улыбкой было для бабушки достаточно. Так Соня получила разрешение играть в группе. Чем бы дитя ни тешилось, особенно брошенное в Москве дитя, которому летом и поехать-то некуда. Так рассуждала бабушка.
25 
