3 
Сейчас Эшер внутренне собиралась, готовилась к первой после трех лет встрече с ним, невольно испытывая благоговейный страх, близкий к тому, что она испытывала при мысли, что возвращается снова в большой теннис. И ей нужна только победа.
Она подождет, пока он примет душ, переоденется и выйдет к прессе. Улучив момент, подойдет, легко объяснив причину своего появления — просто хочет поздравить его с очередным большим успехом. И этот мудрый шаг, очень правильный, она сделает первой, раз встреча неизбежна. Она не позволит захватить себя врасплох при случайном столкновении, что теперь вполне возможно. Так Эшер уговаривала себя, наблюдая, как Тай пожимает у сетки руку Грималье.
И вдруг он медленно повернул голову. Его взгляд не отыскивал никого в толпе. Он был устремлен прямо на нее. Как будто Тай не только знал, что она здесь, но знал даже место, где она сидела. От неожиданности она чуть не вскрикнула, когда их глаза встретились. Перехватило дыхание, во рту пересохло. Они смотрели друг на друга, и ей показалось, что прошла вечность. Потом на его губах появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего — она означала открытый вызов.
Эшер застыла в шоке, пока толпа вокруг шумно скандировала его имя. «Старбак, Старбак!» — гулким эхом отражалось от стен, как заклинание. Он все не отводил взгляда, пристального, немигающего. Сколько прошло времени? Десять секунд, пятнадцать? Для такого живого темпераментного человека это было необъяснимо долго. Его глаза проникали в душу, расстояние между ними как будто исчезло. Улыбка не сходила с его губ. У нее стали мокрыми от сильного напряжения и волнения пальцы, и в этот момент он резко отвернулся и начал обходить трибуны, приветствуя зрителей поднятой в победном жесте ракеткой. Они сейчас боготворили его.
Так он знал. От этой мысли она пришла в ярость. Публика вокруг ликовала. Он знал все это время, что она здесь. Холодный, мстительный гнев душил Эшер, ее обошли, Тай опередил ее и лишил возможности взять инициативу в свои руки. В течение десяти секунд, без слов, он дал ей понять, что игра не окончена. И что он выиграл первый раунд. Как всегда.
Нет, пока еще не выиграл, одернула себя Эшер. Она тоже изменилась. Но ноги как будто приросли к полу, и, глядя на опустевший корт, она возвращалась мыслями к прошлым событиям, не замечая, как люди расходились, шумно обсуждая матч.
Она стояла теперь одна — высокая, гибкая, кожа покрыта золотым загаром от многих часов, проведенных на солнце. Волосы с короткой стрижкой, очень светлые, с легким пепельным оттенком. Она выбрала свой стиль, удобный и практичный для своей профессии, и за три года отсутствия в спорте не меняла его. Овальное лицо больше подошло бы для обложки глянцевых модных журналов, чем для теннисистки, которая мечется по корту, потная, взмыленная, разгоряченная. Внешне она была больше похожа на любительницу красивой жизни, свободную от забот. Трудно было заподозрить в ней спортсменку.
У нее был маленький прямой нос, небольшой красивый рот, губы она почти никогда не красила. Макияж на корте — это смешно, краска тут же потечет по потному лицу, так что это пустая трата времени. Глаза — большие голубые, с фиалковым оттенком, обрамленные длинными светлыми пушистыми ресницами, которые она слегка подкрашивала, чтобы подчеркнуть цвет глаз. Некоторые спортсменки, выходя на корт, украшали себя бантиками, ленточками, цепочками и кулонами. Эшер никогда этого не делала. И даже вне корта она не меняла своего стиля — простого и элегантного.
В восемнадцать лет ее выбрали Лицом Тенниса. Она ушла из профессионального спорта в двадцать три. Но не была забыта. Сочетание красоты и хладнокровия принесло ей популярность, она никогда не позволяла себе эмоций и срывов, и ни соперницы, ни зрители не видели ее волнения, не слышали от нее несдержанных слов. Никто не мог понять, что она чувствует. Она имела редкое качество, приносившее ей преимущество, — предельное спокойствие, столь редкое для такой эмоциональной игры, как теннис. Но и в личной жизни она сохраняла сдержанность и умение держать себя в руках в любой ситуации.
Она жила теннисом так долго, что демаркационная линия между женщиной и спортсменкой стерлась. Жесткие правила, строгое расписание, ограничения, установленные ранее ее отцом и въевшиеся в ее сознание навсегда, включали и защиту от вторжения посторонних в ее личную жизнь. Только однажды один человек смог перейти границу — это был Тай. Но Эшер дала себе слово, что этого больше никогда не случится, она не позволит ему снова завладеть своими чувствами.
3 
