Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
137 
Ида не хотела признаваться себе в этом, однако прекрасно понимала брата. А вот для Элсбет его побег в город стал настоящей катастрофой. Прежде отец заставлял его помогать Элсбет в саду и в огороде, рубить дрова или носить воду, уже после того как он выполнял свою мужскую работу. Антон, ворча, делал то, что от него требовали: он понимал, что худощавой тринадцатилетней девочке такой труд не под силу. Теперь же, сказал отец, Францу придется больше помогать по дому.
– А ему ведь всего девять! – причитала Элсбет. – Кроме того, он снова болеет. Я сегодня послала его в школу, просто чтобы избавиться от него. Но, мне кажется, у него жар…
Кэт предложила помощь. Она пообещала осмотреть мальчика после школы и сразу же отправилась на поиски растений, которые должны были ослабить кашель и сбить жар. Элсбет просияла и пошла вместе с ней, что очень удивило Иду. Никогда раньше ее сестра не интересовалась целительством.
А Кэт сразу поняла, чем руководствовалась Элсбет.
– Поговори со мной по-английски! – потребовала девушка, едва они вышли за пределы поселка. – А то я скоро все забуду, хоть и стараюсь повторять слова перед сном и во время работы в огороде. Я хочу знать, как говорить правильно! Ах да, и, пожалуйста, называй меня Бетти!
Очень скоро Франц перестал кашлять, но это не сделало его полноценным работником. Элсбет продолжала в одиночку сражаться с огородом, и отец даже в некотором смысле проявлял терпение. Он ведь и сам понимал, что помощи от Франца немного. Зато Оттфрид подгонял Иду и ругался, если плоды ее труда не соответствовали его ожиданиям.
– У моей матери уже давно проклюнулся горох! И картофель посажен! Чем ты весь день занимаешься? Особенно теперь, когда у тебя еще и помощница есть?
Кэт не раз замечала, что, заслышав такие упреки, Ида замолкала, вместо того чтобы возразить. Точно так же она вела себя и во время путешествия из Нельсона в Шахтсталь. Казалось, слова застревали у женщины в горле, когда Оттфрид принимался упрекать ее. В этом Кэт увидела еще одну причину общей подавленности подруги: ее злого духа звали Оттфридом, и в этом она вскоре убедилась окончательно. Ида боялась мужа, его насмешек днем, но еще больше – близости с ним ночью.
Кэт ничего не могла поделать: она прекрасно знала, что представляет собой супружеская жизнь Иды и Оттфрида. В наскоро сколоченном доме звуки легко проникали сквозь стены. У себя в хлеву она слышала все, что происходило в спальне Иды и Оттфрида. До нее доносились и стоны Оттфрида, и его самодовольные фразы, его храп и тихий плач Иды после того, как он наконец оставлял ее в покое. Кэт не желала ничего об этом знать, но Охотник вскакивал всякий раз, когда Оттфрид набрасывался на Иду. Сначала он громко лаял, а затем и скулил, и выл, – скорее всего, в прежнем доме ему строго-настрого запрещали лаять. Своим визгом он будил Кэт, а совесть не позволяла ей силой заставить его замолчать. В такие моменты она подзывала его к себе, принималась гладить и утешать, потому что не могла утешить Иду. Робкие попытки Кэт поговорить с молодой женщиной о ее ночных мучениях заканчивались тем, что та только краснела и отворачивалась.
Кроме того, Кэт нельзя было назвать знатоком в подобных делах. Хотя подружки маори рассказывали ей, что соитие мужчины и женщины должно нравиться им обоим, она прекрасно понимала нежелание и отвращение Иды. Как сделать отношения более гармоничными, она не знала. Впрочем, Кэт могла бы дать ей кое-что обезболивающее. Ведь это неправильно, что после ночи с Оттфридом Ида едва может ходить. Она почти не спала, и под глазами у нее залегли темные круги, которые росли с каждым днем.
Кроме того, Кэт тревожилась из-за того, что Оттфрид пил все больше, хотя Ида относилась к этому спокойнее. После того как хижины, стоявшие за миссионерской станцией, в большинстве своем опустели, Оттфрид объявил, что готов заняться их сносом. Для этого он по вечерам собирал молодых людей, и все они пили виски, который привозил Оттфрид из своих поездок в Нельсон. Причем меры не знали не только неопытные юноши, но и сам Оттфрид, который всякий раз приходил домой, шатаясь и едва ворочая языком. В такие дни он очень редко набрасывался на Иду и обычно засыпал сразу, едва упав на кровать. Ида, вздохнув с облегчением, забирала одеяло и приходила в хлев, где устраивалась поудобнее рядом с Кэт и Охотником.
Кэт от всей души радовалась тому, что подруга может спокойно спать по ночам, но, к сожалению, именно алкоголь придавал Оттфриду мужества, чтобы начать приставать к ней. Прежде чем ввалиться в дом, он заходил в хлев, пытался лапать спящую Кэт, пьяным голосом бормотал комплименты. Однако он научился сохранять дистанцию сразу после того, как, попытавшись «разбудить Кэт поцелуем», обнаружил у своего горла нож. Острый как бритва клинок заставил его быстро протрезветь, а на следующее утро он якобы ничего не помнил. Но теперь Кэт достаточно было многозначительно поднести руку к горлу, едва он начинал непристойные разговоры, как он тут же замолкал.
137 
