Глава 11

Джинни готовилась к приходу Андре, но, когда он вошел в комнату с непроницаемым выражением лица, она растеряла остатки мужества.

— Я сожалею, — хрипло проговорила она.

И это было правдой. Попытка вмешаться в то, что происходило между Силлой и Андре, оказалась чудовищной ошибкой, которая вылилась в эту катастрофу. Ей стоило просто закрыть глаза на происходящее и оставаться в стороне. Она ведь с самого начала знала — возможно даже, с момента их первой встречи, — что он для нее опасен.

— Я тоже сожалею, — резко ответил он. — Обо всем. — Он покачал головой. — Я так надеялся, так молился, чтобы на этот раз Клотильда оказалась не права…

— Это ничего не меняет! — выпалила Джинни, внутренне содрогнувшись от его слов. — Я все еще собираюсь вернуться в Англию.

— Напротив, — жестко сказал Андре. — Завтра на празднике я объявлю о нашей помолвке, и мы поженимся, как только будут улажены все юридические формальности.

— Нет. Ты не можешь говорить об этом всерьез.

— Ты забываешь, Виржини, — голос Андре стал грозным, — как страдал мой отец, зная, что его единственный ребенок вырос в другой стране, был воспитан другим мужчиной. Неужели ты думаешь, я позволю, чтобы со мной произошло то же самое? Ты считаешь, я буду довольствоваться финансовым содержанием ребенка и редкими визитами? Ни за что!

— Ты не понимаешь…

— Нет, моя красавица, это ты не понимаешь, что я буду чувствовать, если наш ребенок заболеет или с ним случится несчастный случай, а меня не будет рядом, — мрачно произнес он. — Если не увижу его первый шаг, не услышу его первое слово. — Андре помолчал. — Веришь ты в это или нет, помимо всего прочего существует еще и клеймо незаконнорожденного ребенка. «Ублюдок» — отвратительное слово, и некоторые люди не стесняются его использовать. С того самого момента, как моя мать появилась в Терозе, у нее была поддержка и защита папы Бертрана, но она все равно не была неуязвимой. Так же как и я.

Джинни молчала. Она по своему опыту помнила, насколько жестокими бывают дети. У нее никогда не было дорогой модной одежды, а школьные обеды она получала бесплатно, как член малоимущей семьи. Она легко могла представить себе, каким насмешкам подвергался в детстве мужчина, сейчас пристально смотревший на нее.

— А кто защитит тебя, Виржини? Твоя мать? Сомневаюсь.

Она тоже так считала: все попытки последних недель как-то наладить с матерью контакт ничем не увенчались, но Джинни все равно гордо вздернула подбородок.

— Ты априори думаешь о ней самое худшее.

— Я просто хочу, чтобы ты посмотрела в лицо реальности, — он пожал плечами, — и приняла мою помощь и защиту для себя и для нашего ребенка. Мы не должны забывать, что этот ребенок может стать будущим наследником Тероза.

— Ты не считаешь, что для наследника было бы лучше родиться в браке, заключенном по любви, а не расчету?

— Может быть, — пожал он плечами. — В идеальном мире. Но мы должны воспринимать ситуацию такой, какова она есть. — Он подошел к дивану, встал на колени и взял ее за руку. — Виржини, я прошу тебя оказать мне честь стать моей женой. Обещаю, что постараюсь сделать тебя счастливой, — добавил он напряженно.

Джинни посмотрела на его загорелую руку, лежавшую поверх ее белой ладони, и неохотно кивнула.

— Тогда, я полагаю, да. — Она высвободила свою руку. — Я уже не знаю, как тебе сопротивляться, Андре.

— Правда? — Он встал и улыбнулся. — Тогда ты станешь идеальной женой, моя милая. Скажу папе Бертрану хорошие новости.

— Все новости? — с опаской спросила она.

— Почему нет? — Он снова пожал плечами. — Если он сам еще не догадался.

Андре наклонился, и Джинни, поняв, что он собирается ее поцеловать, отпрянула. Он выпрямился и саркастично усмехнулся.

— Можешь держать дистанцию днем, если хочешь. Ночь все компенсирует. Нам обоим, — мягко добавил он, подойдя к двери. — Но я уверен, что ты и так все помнишь.

Он ушел, а Джинни осталась сидеть у камина с бешено стучащим сердцем.

Джинни придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. Платье из черной тафты смотрелось на ней сегодня даже лучше, чем накануне в магазине. Джинни порадовалась: возможно, сегодняшний праздник — единственный раз, когда ей удастся надеть это платье. Ее ноги, облаченные в тонкие черные чулки и туфли-лодочки на высоком каблуке, казались почти бесконечными.

  38