Последние отзывы

  37  

Я находился рядом с начальством, когда капитан Миронов полез в планшет, извлек оттуда некий документ, быстро, явно не впервые, пробежал глазами и скептически хмыкнул. Затем спрятал обратно и стал ждать, нетерпеливо прищелкивая пальцами.

Этот сухой кастаньетный щелчок, раздававшийся после каждой произнесенной лейтенантом фамилии, я запомнил. Как запомнил с одного взгляда через плечо, перекрещенное портупеей, содержание документа.

Вот что там значилось.

Те, кого вызвали, снова строились в пятерки. Конвойный давал команду: „Бегом!“ — и они устремлялись к баржам, старясь быстрее оказаться в трюме, где, по крайней мере, не дуло. Ни один не подозревал, что их ждет на другом берегу.

Все остальное время я провел, до рези в глазах вглядываясь в сотни лиц, проходящих передо мной. Старых, не очень, совсем молодых. Еще два-три показались мне знакомыми.

Хотя на самом деле меня интересовало только одно. Мое собственное. Его я искал в толпе. Нетрудно сосчитать — прошло восемь лет с той минуты, как я опустился на скамью на Первом городском. И другой судьбы у меня быть не могло, хотя Мальчик заверил, что к моей персональной реальности это не относится.

В общем, теперь я знаю, как чувствует себя человек, у которого много раз подряд останавливается сердце.

Начало смеркаться, когда буксир принял на крюк караван из двух перегруженных, осевших по кромки бортов барж и начал медленно отдаляться от берега. Мало-помалу он скрылся во мгле, зависшей над озером, и лишь топовый огонь на мачте выдавал его местоположение. Над Святыми воротами и на втором ярусе надвратной церкви, где расхаживал часовой и располагалось пулеметное гнездо, вспыхнули прожектора.

Тысяча сто пятнадцать. Расстрельный этап.

Должен повиниться: я испытывал почти животное облегчение. Меня с ними не было. Но откуда-то я знал, что это только начало и убийствам не будет конца.

И не потому что мы стали врагами друг другу. Мы ими были всегда. Просто исполнился срок».

7

Запертая дверь ее комнаты вздрогнула и затряслась. Снаружи посыпались частые удары. Леся вскочила, захлопнула тетрадь, сунула ее на самое дно чемодана и пошла открывать.

На пороге стояла мать. Лицо ее было искажено от гнева.

— Ты оглохла? Что ты себе позволяешь? Я падаю с ног, в доме люди, а ты исчезаешь и запираешься… Что это? — Тамара сунулась к чемоданчику.

— Не трогай!

— Как тебя понимать?

— Не трогай, и все. Тебя это не касается… — Леся с силой надавила на фибровую крышку. — То, что здесь находится, принадлежит только мне.

— Неужели? — Тамара криво усмехнулась, однако не сдвинулась с места. — Кажется, я догадываюсь, что там… Ты, идиотка, хранила его бумаги? А я-то ломаю голову, о каком архиве Хорунжего меня спрашивают… Мне-то он не оставил ни строчки…

— И правильно сделал. Ты бы все равно побежала с этим в ГПУ.

— Не клевещи на меня, Леся. Петр был мне мужем и соратником.

— Мама, прекрати, — Олеся поморщилась. — Хотя бы сегодня не нужно врать.

Она потянулась, чтобы запереть замок, но Тамара опередила дочь. Оттолкнув Лесю, женщина рванула чемоданчик к себе и вцепилась в первую же папку, лежавшую сверху. Она закусила губу, и ее безумный взгляд пополз по неровным рукописным строчкам. Олеся ждала не дыша.

— Бред какой-то, — наконец проговорила Тамара. — Это следует немедленно уничтожить.

— Нет! И не надейся — все равно не позволю. А сейчас выйди, пожалуйста, из моей комнаты, — улучив момент, Леся выхватила листки у матери, трясущимися руками заперла чемодан, а ключ сунула в карман жакета.

— И не подумаю! — воскликнула Тамара. Голос ее взлетел вверх. — Может, хочешь со мной подраться? Не советую. А командовать будешь своим Никитой — он, кстати, ушел еще час назад… Немедленно отдай ключ!

  37