50 
— Он собирается заняться делами… пароходной компании, — ответила Серафина.
— Я об этом не забыла! Но неужели вы считаете, что для Кельвина этого достаточно? Он привык жить полной жизнью и быть абсолютно независимым.
Помолчав, леди Брейтвейт продолжала:
— Впрочем, в связи с тем, что в его распоряжении теперь есть ваши деньги, перед ним открываются широкие возможности.
И снова леди Брейтвейт подождала, что ответит ей Серафина, и, не дождавшись, проговорила:
— Если бы умер этот его дурацкий дядюшка! С титулом и деньгами Кельвин, без сомнения; стал бы губернатором! На такие посты всегда трудно подыскать человека, знающего дело и имеющего представление о том, что такое ответственность. Даже на пост вице-губернатора не так-то просто подобрать человека.
Услышав это, Серафина удивилась: она всегда считала, что пост вице-губернатора Индии является мечтой любого мужчины, не лишенного тщеславия. А из рассуждений леди Брейтвейт выходит, что мало кто горит желанием занять этот пост.
— Скажу вам по секрету, — добавила леди Брейтвейт, — чтобы занять такой пост, требуются деньги, и немалые.
Она издала неприятный смешок.
— Впрочем, теперь, когда Кельвин прибрал к рукам ваши денежки, его это не должно сильно беспокоить.
Серафина похолодела.
Она прекрасно понимала, что леди Брейтвейт намеренно разговаривает с ней вызывающе и ведет себя столь оскорбительно. Она надеялась, что в присутствии Кельвина леди Брейтвейт не посмеет говорить в таком тоне.
Серафина представила, как бы он рассердился, услышав подобные слова.
Как только она подумала о Кельвине, мужчины вернулись в гостиную и присоединились к дамам.
Кельвин тут же подошел к жене.
Леди Брейтвейт испытующе взглянула на него, задержав на нем взгляд своих темных глаз.
— Я только что говорила о вас, Кельвин, — заметила она. — Я рассказывала вашей жене, какие замечательные возможности открываются теперь перед вами, когда у вас появилась такая мощная поддержка, как ее деньги.
Серафина изо всех сил стиснула руки.
Она боялась взглянуть Кельвину в лицо.
— В то же время, — продолжала леди Брейтвейт, — должно быть, не очень-то приятно иметь жену, которая намного богаче тебя. Как, например, покупать ей подарки? Вы покупаете миссис Уорд подарок на день рождения на ее же собственные деньги или дарите что-то такое, что вообще нельзя купить?
Она подождала несколько секунд и со злостью в голосе закончила:
— К примеру, ваши потрясающие поцелуи?
Кельвин Уорд, схватив Серафину за руку, рывком поднял ее из кресла.
— Я полагаю, нам пора, — проговорил он. В его голосе ничто не выдавало обуревавших его чувств. — Это ваш первый выезд в свет, Серафина, а вы еще не вполне окрепли. Уверен, его превосходительство простит нас за то, что мы покидаем его так рано.
И, подхватив Серафину под руку, он повел ее к двери.
Уйти раньше главных гостей, коими считались сэр Реджинальд и леди Брейтвейт, было явным нарушением этикета. Однако губернатор все понял и разрешил Кельвину с женой уехать.
Они попрощались с остальными гостями и вышли на свежий воздух. Только сидя в карете, Серафина наконец вздохнула с облегчением.
«И как только леди Брейтвейт могла говорить такое?» — недоумевала она, пока они в гнетущем молчании ехали домой.
Она знала, что Кельвин очень рассердился, — настолько, что, казалось, от его гнева в карете было нечем дышать.
Однако она ничем не могла его успокоить.
Серафина знала, что леди Брейтвейт отомстила за себя весьма изощренным способом — каждое произнесенное ею слово ранило Кельвина в самое сердце.
Все, что она сказала, задело его за живое, однако Серафина была не в силах облегчить его боль.
Деньги! Снова ее проклятые деньги!
Тысячи золотых монет, словно барьер, отделяли от нее Кельвина и заставляли его испытывать безграничное унижение всякий раз, когда ему напоминали о них!
В глубине души Серафина понимала, что леди Брейтвейт нанесла Кельвину ответный удар. Видимо, он умудрился сделать ей что-то такое, что вызвало у нее прилив бешеной ярости.
И тем не менее мысль эта не принесла ей ни удовлетворения, ни радости, поскольку утонченная месть леди Брейтвейт достигла своей цели.
«Как я ее ненавижу!» — подумала Серафина.
Однако она понимала, что бессильна что-либо исправить. Что бы она сейчас ни сказала, гнев, переполнивший душу Кельвина, падет на ее голову, и эта мысль приводила ее в отчаяние.
50 
