Последние отзывы

  28  

Сэр Мэтью был явно очарован Дамарис, хотя, казалось, ему нравились все женщины. Во время обеда он поочередно уделял внимание то мне, то ей.

Я никогда не могла разобраться, какая она — Дамарис; она была очень спокойна, мило всем улыбалась и не прилагала никаких усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Да в этом и не было необходимости. Она производила впечатление невинной девочки. Но что-то подсказывало мне, что это спокойное ровное безразличие было только маской.

Так как обед был в нашу честь, то выпили за наше с Габриелом здоровье. Кроме членов семьи, здесь еще были Смиты, Саймон Редверз, викарий с женой и двое местных, скорее соседей, нежели друзей.

Меня спросили, как мне понравился дом и окрестности, а Саймон Редверз поинтересовался, чем отличаются эти места от тех, из которых приехала я. Я ответила, что за исключением лет, проведенных в школе, я жила так же близко к торфяникам, как и здесь, так что разница была небольшая. Когда я к нему обращалась, в моем голосе сквозила резкость; заметив это, он удивился.

За обедом он сидел рядом со мной. Один раз он наклонился ко мне и сказал:

— Вам надо будет заказать ваш портрет, чтобы повесить его в галерее.

— Разве это так уж необходимо?

— Ну конечно. Вы же видели галерею? Все хозяева Керкленд Ревелз уже запечатлены, и их портреты висят рядом с портретами их жен.

— Времени впереди еще достаточно.

— Вы будете хорошей натурой.

— Благодарю вас.

— Гордая, сильная, решительная…

— Вы умеете угадывать характер?

— Когда он виден — да.

— А я и не подозревала, что у меня все написано на лице.

Он засмеялся.

— Это даже странно. Вы ведь так молоды. Согласитесь, что с возрастом судьба или жизненный опыт… назовите это как хотите… подобно коварному художнику, накладывает на лицо штрихи, выдающие суть человека. — Его взгляд заскользил вдоль стола. Я не стала следить за его взглядом, а уставилась в свою тарелку. Он вел себя слишком откровенно, и мне хотелось дать ему это понять… — Вы, кажется, сомневаетесь в моих словах? — настаивал он.

— Да нет, я думаю, что все так и есть, но не слишком ли это назойливо и в некоторых случаях неуместно — проверять свои теории на присутствующих?

— Вы скоро поймете, что я просто йоркширец, а йоркширцы, как известно, не отличаются тактом.

— Зачем говорить о будущем? Кое-что я уже поняла и теперь.

Опять его губы тронула улыбка. Она показалась мне отвратительной. Ему нравилось препираться со мной, потому что я была достойным противником. Он мог считать меня охотницей за состоянием, но не глупышкой. Эта мысль приносила мне удовлетворение. Я пришла к выводу, что помимо его воли я ему чем-то нравлюсь. Может быть, тем, что, как он считал, я поставила себе задачу: поймать Габриела в свои сети и достигла цели. В нем была беспощадность, для которой удачливость всегда привлекательна.

Слова вылетели у меня сами собой:

— Вы ведь кузен Габриела, или двоюродный кузен, не так ли? Как же вы на него не похожи! Вы просто его противоположность!

Он опять посмотрел на меня холодно и оценивающе. Я всячески показывала ему, что он мне не нравится, а он давал понять, что его-то уж не так легко поймать на крючок, как Габриела. Будто мне это было нужно. Или будто в нашей женитьбе действительно была какая-то корысть!..

— Кстати о лицах, — продолжал он. — Вы ведь уже осмотрели галерею. Какое обширное поле для удивительных открытий тех, кто знает толк в физиогномике! Посмотрите там на старого сэра Джона. Он воевал за своего короля, вызывая ярость Кромвеля. Из-за него мы потеряли на какое-то время Ревелз. У него просто на лице написано, что он упрямый идеалист. Потом еще сэр Люк — игрок, почти проигравший наше наследство. И еще один Люк и Джон… самоубийцы. Если всмотреться в их лица, то увидите — на них написана их судьба. Вот хотя бы Люк. У него слабохарактерный рот. Так и представляешь себе, как, устав от ударов судьбы и стоя на балконе западного крыла, он вдруг… туда…

В этот момент я вдруг поняла, что все за столом замолчали и прислушиваются к нашему разговору.

Сэр Мэтью наклонился вперед и похлопал меня по руке.

— Не слушайте моего кузена, — сказал он. — Он рассказывает вам только о наших бесславных предках. Саймон злится: он ведь тоже Рокуэлл по женской линии родства, но ему не видать Ревелз как своих ушей.

Я заметила, как глаза у Саймона загадочно блеснули, и сказала:

  28