40 
Почему она пропустила прием таблетки – этот вопрос уже не волновал Лару. Она сделала это не специально. Как бы то ни было, Габриель по-прежнему не давал о себе знать. А значит, либо он еще не «привел мысли в порядок», либо просто не хотел звонить. Он даже не сообщил ей, когда приедет в Англию по вопросу наследства.
Да, Ларе было обидно, но уже не так, как раньше. Конечно, в ее душе ничего не изменилось, и дверь в ее сердце так же открыта для Габриеля. Но если он так и не постучится в эту дверь, ей будет кому отдать всю свою любовь. Появление на свет мальчика или девочки со временем вытеснит все ее мысли о Габриеле.
По крайней мере, Лара искренне на это надеялась. Но, что бы ни случилось, одно точно: скоро она станет самой счастливой и любящей мамой на свете. Пусть не богатой, но ее малыш насладится куда более важными ценностями жизни – материнской любовью и преданностью. Не страшно даже то, что у ребенка не будет отца, – любви Лары хватит за двоих.
* * *
Все утро Габриель провел с архитектором, обсуждая планы реконструкции особняка. В дядином доме уже был запланирован капитальный ремонт и перепланировка. Например, оранжерею планировалось переделать под спальные комнаты. Также Габриель встречался с одним из самых известных садовых дизайнеров Англии, чтобы обсудить, как должен выглядеть современный сад.
Каково же было удивление поверенного дяди, когда Габриель сообщил, что намерен выполнить странное условие завещания. Он готов прожить в особняке ближайшие полгода, чтобы вступить в наследство. Сразу после встречи с поверенным Габриель позвонил в свой нью-йоркский офис и предупредил, что уходит в длительный отпуск, потому что ему нужно подумать и принять решение о своей дальнейшей карьере. И на это потребуется ровно год.
Известие о том, что босс будет отсутствовать так долго, смутило его подчиненных. На Габриеля тут же посыпались десятки финансово выгодных предложений, только чтобы он передумал. Но все они были отклонены им.
Удивительно, но, как только его телефон перестал разрываться от звонков, Габриель почувствовал облегчение. Он словно избавился от бремени, мешавшего ему жить. До этой судьбоносной минуты он не осознавал, насколько желание денег и успеха господствовало над ним. На все остальное попросту не оставалось времени. Особенно на личную жизнь и дружбу, которых он втайне жаждал и боялся одновременно.
За последние несколько недель он несколько раз перечитывал письмо дяди. Особенно абзац, в котором дядя выражает надежду, что Габриель вернется и будет растить в этом доме своих детей. Теперь эти строки внушали ему совсем другие чувства. С каждым новым прочтением он и сам преисполнялся надеждой и оптимизмом относительно своего будущего. И сейчас это будущее рисовалось ему совсем не похожим на то, каким он представлял его раньше.
Удивительно и то, что Габриель все сильнее влюблялся в дядин дом. Горечь прошлого и печали детства ослабили свою хватку. Старые раны стали понемногу заживать.
Как-то днем он стоял в одной из самых больших в доме спален. По словам служанки, это была комната его матери. Здесь, в комоде, он обнаружил старую фотографию в рамке. На ней была запечатлена его мама Анджела с ребенком на руках. Это подтверждало предположение служанки, чья это комната. Не вызывало сомнений, что ребенком был маленький Габриель. Как и то, что его мама была очень красивой женщиной, с блестящими черными волосами и живыми голубыми глазами. Но даже ее красота зачаровывала не так, как тепло и любовь, с которыми она прижимала к себе малыша.
«Как, должно быть, она переживала, что проклятая болезнь не дает ей заботиться обо мне», – думал Габриель. Эта мысль пришла к нему как откровение. До этой минуты Анджела Девениш не существовала для него, была призраком из другой реальности. А теперь, спустя столько лет, она ожила, благодаря старому фотоснимку. Габриель даже взял его в свою спальню и поставил на стол. Он хотел просыпаться и первым делом смотреть в лицо своей несчастной матери.
И хотя призраки прошлого понемногу уходили из его жизни, а родная мать наконец-то обрела реальные очертания, в душе Габриеля по-прежнему жила тревога. Была та, кого он хотел видеть сильнее и сильнее день ото дня. И это Лара.
После того, как он повел себя в нью-йоркском аэропорту, он боялся звонить ей. И даже проведя несколько недель в Англии, он ни разу не набрал ее номер. А история Лары о том, как он отказал ей тринадцать лет назад, только усугубляла дело. Она могла не рассказывать о том, как больно ей было тогда. Эта боль легко читалась в ее глазах.
40 
