Последние отзывы

  88  

Мы часто беседовали с леди Мэри о будущем. Я была беременна и так мечтала о сыне, что готова была терпеливо переждать разразившуюся бурю. Я прекрасно осознавала, что заполучила в лице королевы пожизненного врага, который уже никогда не допустит меня ко двору. Даже если она и выйдет за герцога Анжуйского (а я была убеждена, что она этого никогда не сделает), она никогда не сможет забыть, что я отняла у нее ее единственную любовь. Я знала, она не простит мне того, что Роберт так в меня влюбился, что ради женитьбы на мне не побоялся поставить на карту свое будущее. Хотя она постоянно пыталась обманывать себя относительно всесильности своих женских чар, все же отлично понимала, что если бы Роберту предложили выбрать одну из нас, выбор бы оказался не в ее пользу. Она никогда не сможет об этом забыть, а значит, всегда будет меня ненавидеть.

Тем не менее именно я была замужем за Робертом, именно мне предстояло выносить его ребенка, а значит, я могла позволить себе смотреть на королеву свысока.

Леди Мэри считала, что это положит конец привилегированному положению семьи Дадли при дворе. Более того, она опасалась, что Елизавета теперь выйдет замуж за герцога Анжуйского хотя бы ради того, чтобы отомстить Роберту.

Я не разделяла ее опасений. Я очень хорошо знала Елизавету. Мне казалось, что благодаря нашему соперничеству я смогла узнать о ней много такого, что было скрыто от глаз остальных. Поверхностный наблюдатель видел в ней истеричную женщину, обуреваемую противоречивыми желаниями. Однако под этой обманчивой оболочкой скрывался несгибаемый, как сталь, дух. Вряд ли она вообще была способна на неразумные с политической точки зрения действия. Да, она выписала паспорт, который позволит герцогу Анжуйскому приехать в Англию. Но народ был против подобного союза с Францией. Единственным оправданием этого брака могло служить рождение наследника, что в ее возрасте было весьма сомнительным. Следовательно, выйдя замуж за этого юнца, она станет всеобщим посмешищем. Однако ее забавляли его ухаживания, ей нравилось предаваться иллюзии, что она все еще пользуется успехом среди мужчин. Кроме того, она была глубоко уязвлена тем, что Роберт женился на мне. Этих причин вполне доставало, чтобы продолжать разыгрывать французский фарс.

Глядя на подобное поведение, ее никак нельзя было назвать серьезной здравомыслящей женщиной. И все же за всем этим я чувствовала железную руку дальновидного политика. Эта женщина знала, как заставить умнейших мужей своего королевства склониться перед собой и поставить ей на службу все свои таланты и умения. Я знала, что запрет являться ко двору образует в моей жизни пустоту, но пока мы будем живы, между мной и королевой будет существовать незримая связь. Вполне возможно, что ненависть ее только укрепит. Наконец-то я смогла доказать ей собственную значимость. Я одержала величайшую из побед, поработив Лестера до такой степени, что он посмел пренебречь королевой ради женитьбы на мне. Это убедительно продемонстрировало расклад сил внутри нашего треугольника. И это не ускользнет от ее понимания. Я доказала, что отнюдь не являюсь незначительной пешкой в ее игре.

Мэри уехала в Пенсхерст, а вскоре после ее отъезда королева вызвала к себе Роберта. Ему надлежало незамедлительно предстать перед ней.

Он покинул Уонстед, исполненный дурных предчувствий, но вскоре вернулся, обуреваемый противоречивыми чувствами.

Она лупила его, называла предателем и неблагодарным изменником. Она перечислила все, что когда-либо для него сделала. Она в очередной раз напомнила ему, что это она его возвысила, а значит, в ее силах его низвергнуть.

В ответ он возражал, что на протяжении многих лет она неоднократно давала ему понять, что не имеет ни малейшего намерения выходить за него замуж, а он считает, что имеет право на семейную жизнь и продолжение рода. Он сообщил ей о готовности поставить свою жизнь на службу королеве и стране, однако радости семейной жизни никак не могут повлиять на эту готовность.

Она мрачно выслушала его оправдания и посоветовала ему отныне быть начеку.

— Вот что я тебе скажу, Роберт Дадли, — заявила она, — ты женился на волчице, и однажды ты это поймешь, но будет уже поздно.

Вот так я стала Волчицей. Елизавета любила наделять окружающих прозвищами. Роберт всегда был ее Глазами, Берли — ее Духом, а Хэттон — ее Барашком. Я понимала, что быть мне теперь Волчицей до скончания века, что до самой смерти она будет воспринимать меня как кровожадное животное, рыщущее в поисках жертв для удовлетворения своей похоти.

  88