63 
Он обнял ее и прижал к себе, а она уткнулась лицом в его плечо.
— Все кончено, дорогая, — промолвил граф и, чувствуя, как она дрожит, спросил: — Где бы вы хотели провести свой медовый месяц?
— С вами, — не раздумывая, ответила она.
Граф негромко рассмеялся:
— Что ж, это ваше желание исполнить нетрудно. Жаль, что я так долго добирался сюда, но пришлось сделать остановку в Кентербери, чтобы получить особое разрешение[16].
Селеста подняла голову:
— Вы… вы женитесь на леди Имоджен.
— Я намерен жениться только на вас.
Она внимательно посмотрела на него, потом выскользнула из объятий и вернулась к растопленному камину.
— Нет. Я уезжаю. Вы не должны связывать свою жизнь со мной. Я лишь испорчу вам репутацию.
Лицо графа смягчилось, но он остался на месте.
— Вы и впрямь верите в это?
Она оторвала взгляд от огня. В ее потемневших глазах застыла тревога.
— Дело не только в маме. Джайлс… Он пытался убить вас.
— Но не слишком в этом преуспел — благодаря вам.
— Те двое… Они расскажут…
— Сомневаюсь. Я предложил им выбирать: либо предстать перед судом за покушение на убийство — а это предполагает по меньшей мере ссылку в колонии, — либо исчезнуть и не появляться больше вблизи моего дома.
— Вы отпустили их? — недоверчиво спросила Селеста.
— Не хочу, чтобы имя моей будущей жены упоминалось в каком-либо суде.
Она тихонько всхлипнула.
— Вы пытались спасти честь Роксли, но не знали о Джайлсе.
— Я не знал, что он мертв и что его застрелил Кроуторн, но те двое рассказали, что им должны были заплатить за мое убийство.
Селеста закрыла ладонями глаза:
— Мне так стыдно. Стыдно, что мой брат вел себя столь… недостойно.
— Об этом никто не узнает. Уверен, во всем виноват Кроуторн, а ваш брат попал под его дурное влияние. Кроуторн нарочно спаивал его, чтобы потом использовать в своих целях.
— Это так благородно с вашей стороны…
— Люди будут говорить лишь о том, — продолжал граф, — что Джайлс попытался освободиться от влияния лорда Кроуторна и при этом погиб. Никакого суда не будет, как и почти никакой огласки. А лорд Кроуторн, несомненно, попытается спасти свою шкуру, даже если ему придется переплыть пролив на гребной шлюпке.
Некоторое время оба молчали, потом граф сказал:
— Так что, Селеста, остаемся только мы с вами.
Она сжала кулачки.
— Я… я хочу сказать вам что-то.
— Может быть, подойдете ближе? — предложил граф.
Она покачала головой: — Нет! Это… Мне трудно… — Я слушаю.
Элегантное парижское платье чудесным образом подчеркивало ее прелесть: мягкие округлости грудей, изящную тонкую талию и ослепительную белизну кожи.
Глядя на нее, граф думал, что впервые встретил женщину, которая была бы так слепа в отношении собственной красоты.
— Когда мы обедали с вами в Монастыре, — дрожащим голосом начала Селеста, — вы сделали мне предложение, от которого я отказалась…
— Если не ошибаюсь, вы сказали, что скорее умрете, чем примете такое предложение. — Я тогда… я не понимала… — Чего вы не понимали?
— Что вы правы… насчет любви. Перед ней нельзя устоять.
— Я и сам пришел к такому выводу.
— Тогда… если вы все еще… ж-желаете меня, я согласна… Потому что… потому что мне страшно одной… И потому что я хочу… быть… быть с вами.
Граф улыбнулся.
— Если бы вы только знали, моя дорогая, как я хотел услышать это от вас. Но мне тоже нужно объяснить кое-что, и сделать это очень трудно, поскольку мы так далеки друг от друга.
Он раскинул руки, и Селеста шагнула к нему.
Шаг этот был прекрасен, словно она переступила порог рая. Только рядом с ним, только в его объятиях ей было покойно, тепло и уютно. Только в его объятиях она получила то, чего никогда не знала прежде, — чувство уверенности и безопасности.
Селеста подняла голову — его губы были так близко.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Люблю так, как не любил никого на свете. Так, как любить невозможно.
Она затаила дыхание в ожидании его поцелуя, но он не спешил.
— Я хочу тебя. Хочу так, что не могу думать ни о чем другом. Твое лицо всегда стоит у меня перед глазами. Ты со мной постоянно. Даже во сне я обнимаю тебя.
В его голосе послышались нотки, от которых она задрожала. Только теперь ей уже не было страшно.
Она знала, что эта звучащая в его голосе страсть отзывается в ней дрожью желания, раздувает тот огонек, что трепетал в ее груди, высеченный первым поцелуем и с тех пор не погаснувший.
63 
