очень нудно 
148 
В глазах Ноэль заплясали золотистые молнии воинственности, даже когда часть ее заметила как же он удивительно красив. Голова запрокинута, ноги широко расставлены, кулаки уперты в бедра.
— Да как ты смеешь приходить сюда и обвинять меня? Я не следую приказам, которые даются без объяснений.
— Я не обязан давать тебе какие бы то ни было объяснения.
— Но ты подверг мою жизнь опасности, не сказав про болота.
— Это ты поставила под угрозу и свою жизнь, и жизнь моего друга, со своим проклятым ножом!
— Твой друг, — усмехнулась она. — Этот дикарь напал на меня!
Это было не только несправедливо, но и не соответствовало истине, и Ноэль знала об этом. Тем не менее, она не исправила сказанного, хотя и видела, что эти слова полоснули по нему как удар кнута. Она почувствовала страшное волнение, когда увидела опасный прищур его глаз. Подталкиваемая и чувством одиночества и тем, что задвижка ее спальни так и осталась без надобности, и невыразимой тоской по чему-то большему, нежели холодная вежливость со стороны этого человека, она спровоцировала его намеренно.
— Меня тошнит от твоих разговоров про то, как индейцы подвергались гонениям. Если это пример того, что происходит, когда они живут бок о бок с белыми людьми, я считаю, что правительство поступило правильно, переселив их всех. — Подняв подбородок, она приближалась к нему размеренным шагом, взвешивая каждое слово. — Они грязные дикари, Куин, независимо от того как ты пытаешься их выгородить. Они представляют угрозу каждой белой женщине, которая осмелилась ступить дальше собственного порога.
— Значит, маленькая собирательница отбросов в канавах, которая дурачила и обманывала, ради того чтобы выбраться из трущоб, теперь смеет осуждать людей!
— Люди! — произнесла она издеваясь. Ее влажные губы дрожали от опасности и волнения того, что она делала. — Они животные!
— А мы сейчас нет?
У нее перехватило дыхание.
— Что ты такое говоришь?
— Если бы я знал, что для тебя это так важно, я бы тебе давно уже сказал, что я Чероки, но, честно говоря, это не пришло мне в голову.
— Я тебе не верю!
Это была ложь. Еще как верила! Портрет Аманды уже поведал ей правду, предупредил ее о том, каким безумием было бы злить его.
— Ты не хочешь мне верить, потому что боишься.
— Я не боюсь!
— А следовало бы, — ухмыльнулся он, презрительно скривив губы. — Ты же слышала, что индейцы делают с белыми женщинами.
Сорвав полотенце с ее головы, он погрузил свои, покрытые синяками, руки в массу ее влажных волос.
— А теперь тебе страшно, Высочество, чувствовать дикаря так близко от своих прекрасных волос? Ощущается ли страх холодным металлом на языке?
Он намотал на пальцы прядь длинных шелковистых волос растущих из ее макушки и потянул, пока на ее глаза не навернулись слезы боли.
— Именно здесь Чероки снимают скальп. Только в этом месте. Иногда жертва даже остается в живых, чтобы рассказать об этом.
— Убери от меня свои руки, — закричала Ноэль.
— Уже слишком поздно.
Отпустив ее волосы, он толкнул ее к стене и разорвал хрупкий шелк халата. Ткань упала на талию, где завязанный пояс удерживал ее от дальнейшего падения. Его глаза стрельнули на ее наготу, затем он грубо провел по ее шее, плечам и дошел до груди.
— Посмотри на мои руки на твоем теле. Посмотри насколько бела твоя кожа по сравнению с моей. Даже твои соски не так темны как моя кожа.
Она вздрогнула, когда смотрела на его массивные темные руки, на его мозолистые ладони массирующие ее нежные соски.
— Не только от солнца моя кожа стала такой. Это кровь Чероки.
Она накинулась на него с кулаками и начала выплевывать распаленные, возмутительные проклятия, пока его рот не обрушился на ее рот, не стараясь угодить, а лишь наказать. Как лисица, Ноэль извернулась и укусила его за нижнюю губу. Когда он отпрянул от нее, его глаза были черны от ярости, а она побежала, зная, что независимо от того как быстро она бежит, он все равно ее поймает.
Он рванул за пояс халата, обвивающего ее талию, и ткань запуталась вокруг ее лодыжек, отчего ее обнаженное тело растянулась на полу. Прежде чем она смогла подняться на ноги, он специально наступил сапогом на ее волосы, передвигая сапог ближе к коже ее головы. Прижатая щекой к ковру, она беспомощно ощущала, как он снимает с нее одежду. Он же сказал, что ей следует бояться его, а теперь, когда она действительно испугалась, было уже поздно.
148 
