очень нудно 
144 
Бьянка подошла к буфету, достала бутылку и сделала несколько жадных глотков. Потом подошла к окну. Тулон был портовым городом, работа в гавани кипела круглые сутки; даже ночью было слышно, как в жестяном нутре бьется равнодушное механическое сердце.
Ей не нравилось здешнее море, скованное камнем. Она изредка ходила на пристань из-за слепого гитариста, который иногда там играл. Она слушала его, и ей казалось, что ее печаль сплетается с грустными переливами гитары. Бьянка всегда подавала музыканту монету.
Повинуясь внезапному порыву, она спустилась в кухню, где Фелиса еще мыла посуду. Та обернулась и скользнула глазами по лицу Бьянки, взгляд которой был подернут мутной пеленой.
— Я хотела ему изменить с кем-нибудь из гостей, просто назло, но потом подумала: у этих мужчин есть жены, дети; они натешатся мной и бросят, как вещь. Скажи, Фелиса, отчего умерла первая супруга Винсенте?
Кухарка вытерла руки и опустилась на соседний стул.
— Темная история. Синьора Мария долго болела. Одно могу сказать: господин поднимал на бедняжку руку, — ответила она и заметила: — Вы выглядите усталой. Почему бы вам не навестить родителей?
— Он не отпускает. Говорит, салон не должен пустовать. Наверное, он боится, что я не вернусь.
— Такое возможно?
Бьянка нервно передернула плечом.
— Нет. Я никогда не сделаю отца заложником своих отношений с мужем. Винсенте недаром сказал: «Тот, у кого много денег, способен причинить большие неприятности».
— А ваши братья? Один из них теперь живет в Аяччо.
— Ему я тоже не стану жаловаться. Винсенте не раз грозил, что выгонит Джулио на улицу. Брат пострадал на войне и не сможет работать, как другие мужчины, а на пенсию с семьей не прожить.
— Если вы будете постоянно думать о других, вам будет сложно найти выход, — заметила кухарка.
— Мне кажется, я никогда не найду выхода, — сказала Бьянка, подняла на Фелису полные слез глаза и добавила: — Возможно, его просто нет?
Глава 6
Прошел год. Над куполом Тюильри победоносно трепетал белый флаг, страну захватили былые изгнанники, герои превратились в отщепенцев. На смену войне пришел мир, но он царил далеко не в каждом сердце. Не было корсиканца, который бы не вспоминал Наполеона, влачившего дни на острове Святой Елены.
Когда Андреа Санто вышел на свободу после десяти лет заключения, он сразу понял, что окружающий мир изменился гораздо больше, чем он сам. Долгое время он был лишен близких, дома, родины, а теперь — еще и императора. Страной правили люди, готовые плюнуть в лицо самому великому из его соотечественников.
Если прежде Андреа казалось, что оказаться на воле — все равно что подняться наверх из самой Преисподней, то сейчас он не знал, куда он вообще попал.
Андреа Санто получил желтый паспорт, в котором было написано, кто он, сколько и за что отсидел. Бывшему узнику было велено отправиться на место вечного поселения в какую-то глушь, названия которой он никогда не слышал: его выставили из тюрьмы, а заодно вышвырнули из жизни. Он снял арестантскую одежду, и ему было позволено выбрать другую — из груды тряпья, напоминавшего кучу опавших листьев. Возможно, то были вещи людей, которые недавно вошли в тюремные ворота, а быть может, одежду сняли с трупов.
Андреа не стал задумываться об этом: он выбрал куртку грубого сукна, полотняные штаны и рубаху. За десять лет тяжелого, на пределе сил труда он получил тридцать девять франков. Андреа не помнил, когда в последний раз держал в руках деньги, а потому понятия не имел, много это или мало.
Когда ему сказали, что он свободен, он не испытал никакой радости. На каторге Андреа нашел если не друзей, то товарищей по несчастью. На воле у него не было никого.
Он не считал возможным вернуться на Корсику — и не только из-за боязни ареста. Мать и сестра остались в другой жизни, и даже если они были живы, он не желал смущать их своим появлением, обременять присутствием и покрывать их головы позором. И мать, и Орнелла наверняка давно оплакали его и, возможно, забыли.
Клод Бонне, Кувалда, назвал ему адрес и приказал запомнить некий секретный пароль.
— Это наши ребята, — заметил он, — они всегда помогут.
Андреа понимал: воспользоваться явкой означало ступить на преступный путь, а этого он хотел меньше всего. Однако он поблагодарил Кувалду и пожал ему руку. Напоследок Клод Бонне предупредил:
144 
