очень нудно 
146 
У него мелькнула мысль обратиться в полицию и попросить вернуть его на каторгу, в жестокий, но привычный мир, однако Андреа понимал, что это невозможно до тех пор, пока он не совершит новое преступление.
Преступление он совершить не мог — ему мешал взор Аннеты, печально и ласково сияющий с неприветливых Небес.
Андреа переночевал под чьим-то забором. Ему понравилась узорная кованая решетка, увитая остролистным плющом, — она напомнила ему уголок родной Корсики. Он хотел заплакать, но не сумел — потому что отвык. Он неподвижно лежал на земле, положив под голову мешок, и ему чудилось, будто все в нем — и тело, и сердце — превратилось в камень.
Утром, едва свет прогнал тьму и на деревьях запели птицы, из ворот вышел прилично одетый человек. Увидев Андреа, остановился и спросил с любопытством, но без страха:
— Кто ты такой?
Андреа вскочил на ноги. Спросонья он не сразу сообразил, где находится, потому привычно ответил:
— Триста четырнадцатый.
Мужчина коротко рассмеялся.
— А где остальные триста тринадцать? Ты что — недавно освободился?
Андреа потупился.
— Вчера.
Собеседник внимательно и бесцеремонно оглядел его с головы до ног.
— Ты случайно не с Корсики?
Андреа рискнул поднять глаза.
— Да.
— Корсиканцев сразу видно, хотя ты хорошо говоришь по-французски. По мне они на вес золота, потому что в отличие от французов не привыкли брать чужое. За что ты сидел?
— За убийство.
Мужчина удовлетворенно усмехнулся.
— Не иначе на почве мести!
Андреа подумал, что то немногое из хорошего, что было в его жизни, сохранилось в немногочисленных воспоминаниях, будто солнце в капле воды. Точно так же трагедия его жизни могла уместиться в нескольких сухих словах.
— Я поссорился с одним человеком, он ударил меня по лицу, и я выстрелил в него из ружья. Меня арестовали и осудили потому, что он был офицером французской армии. Отправили на каторгу на семь лет, а еще три добавили за побег.
— Понятно. Что думаешь делать? — мужчина говорил почти дружески.
— Я не знаю, — сказал Андреа и признался: — Я должен отправиться на место поселения.
— Где это?
Он покорно вынул желтый паспорт и протянул собеседнику. Мужчина прочитал и присвистнул.
— Край света. Тебе там нечего делать.
— У меня нет выбора.
Собеседник прищурился.
— Выбор всегда есть. Почему не пойдешь к своим ребятам?
— Я никого не знаю.
— Не лги, — сказал мужчина и, заметив непроницаемое выражение лица Андреа, добавил: — Впрочем, как хочешь. Всему свое время. Пока что могу предложить тебе работу — мне как раз нужен человек. Чистить лошадей, вскапывать землю в саду, передвигать тяжести, словом, делать, что придется. Прежний работник уходит через несколько дней, он успеет обучить тебя всему, что нужно знать.
— Если я останусь в Тулоне, меня арестуют.
— Я тебя прикрою. К тому же тебе не придется слишком часто сталкиваться с жандармами: без крайней необходимости можешь не выходить на улицу.
В глазах Андреа зажегся свет безумной надежды. Он не мог подобрать слов:
— Я… я…
Человек усмехнулся.
— Хочешь сказать, что благодарен? Возможно, когда-нибудь ты в самом деле окажешься по-настоящему полезен для меня. Мне нужны преданные люди, на которых можно положиться в любой момент. Я стану платить тебе жалованье. Отдельной комнаты предоставить не смогу, но, думаю, ты не откажешься жить в конюшне.
— Я согласен.
Андреа был рад, что ему не придется общаться с другими людьми и он сможет проводить время с Животными. После лишенной всякого убранства затхлой клетушки корабельного трюма или тюремной камеры конюшня казалась почти что дворцом.
— Тогда идем, — позвал новый хозяин и добродушно добавил: — Значит, Андреа Санто?
— Да.
— Меня зовут Винсенте. Винсенте Маркато.
Спустя четверть часа Винсенте вошел в кухню, где Фелиса привычно колдовала над котлами. Заслышав шаги, женщина недовольно обернулась. Она относилась к приготовлению пищи, как к своего рода таинству, исключавшему присутствие посторонних, даже если это был сам хозяин.
— У нас новый работник, — небрежно произнес он. — Должен предупредить: он десять лет провел на каторге. Но вроде парень смирный. Его надо накормить.
Фелиса застыла с ложкой в руках. Не прибавив ни слова, Винсенте повернулся и вышел.
146 
