очень нудно 
32 
Когда мимо этой компании проплывали другие танцоры, они презрительно смотрели на пьяных, поднимали брови и пожимали плечами.
— Я думаю, что это… унизительно, — сказала Анна. — Женщине… вести себя так… Я не хочу смотреть на это. Прошу тебя, мы можем уйти?
Герцог вынул из бумажника несколько банкнот, положил их на стол и поднялся.
— Разумеется, Анна. Я допустил ошибку, не нужно было сразу приводить тебя в такое место.
Они вышли из ресторана, швейцар подозвал карету, а когда она подъехала, герцог приказал слугам поднять складной верх.
Покачиваясь на сиденье под сверкающим звездами темным небом, Анна, заметно волнуясь, сказала:
— Может быть, я поступила неправильно, попросив тебя уйти. Прости, если испортила тебе удовольствие.
— Ты все сделала правильно, — ответил ей герцог. — То, что мы с тобой сегодня увидели, случается в таких фешенебельных ресторанах крайне редко. Нам просто не повезло. Мне очень жаль, что твое знакомство с новым миром началось именно с этого инцидента.
Неожиданно он понял, что Анна уже не слушает его.
Вместо этого она запрокинула голову и с затаенным восторгом смотрела вверх, на звезды. На фоне проплывающих уличных фонарей четким силуэтом вырисовывался ее классический профиль. На белоснежной шее девушки в свете огней переливалось бриллиантовое колье.
Анна казалась сейчас неземным, ангельским созданием. Спустя какое-то время она задумчиво произнесла:
— Ночное небо так прекрасно! Странно, что мужчины и женщины не смотрят на звезды вместо того, чтобы танцевать в тесных душных комнатах.
— Они танцуют потому, что хотят оказаться ближе друг к другу, — ответил герцог. — А звезды… они слишком далеко.
Анна повернула голову, посмотрела на герцога и спросила:
— Ты говоришь, что мужчины и женщины, которых мы сегодня видели, хотят быть ближе друг к другу. Это потому, что они влюблены?
— Нет, конечно, нет, — ответил герцог. — Просто на танцах большинство незамужних женщин ищет себе мужей, а мужчины охотно танцуют с любой женщиной, которую находят привлекательной.
Анна довольно долго обдумывала эту фразу, затем сказала:
— Не думаю, что мне на самом деле хочется танцевать, а если уж без этого никак не обойтись, я предпочла бы танцевать в одиночестве.
Глава пятая
Весь следующий день, как показалось герцогу, был пронизан смехом.
К удивлению Ворона, обнаружилось не меньше дюжины вещей, которые заставляли Анну радоваться, хотя ему самому они никогда раньше не казались занятными.
Первую забаву Анна нашла на Елисейских полях, куда каждое утро стекались толпы детей.
На зеленых живописных бульварах с разбросанными среди деревьев большими частными особняками находилось место и для кукольных представлений, и для каруселей, и для маленьких тележек, запряженных осликами, и для лотков с разложенными на них игрушками, пряниками и воздушными шариками.
Наблюдая за тем, как светятся восторгом глаза Анны, слушая ее восклицания и смех, он догадывался о том, что в детстве она была лишена всех этих радостей.
Герцогу очень хотелось расспросить об этом Анну, но он знал, что в ответ на его вопросы она, как обычно, замкнется в себе или начнет говорить о чем-нибудь другом.
Отложив расспросы, он повез ее знакомиться с Парижем.
При виде наполовину построенной Эйфелевой башни Анна в очередной раз рассмеялась. Когда герцог объяснил ей, что башня станет главной достопримечательностью Всемирной выставки, Анна спросила:
— Кто же мог придумать такую уродину?
— Согласен, сооружение не очень красивое, — ответил герцог, — но представь, какой великолепный вид будет открываться с вершины башни, когда ее достроят.
Затем они поехали по набережной Сены. Теперь Анна не смеялась, она восхищенно смотрела на то, что происходит вокруг, любовалась украшенными яркими флажками речными суденышками и портомойнями для прачек.
Но когда они свернули на Большие бульвары, Анна вновь начала улыбаться, разглядывая странно одетых людей за столиками уличных кафе. Ее вниманием полностью завладели модницы — светские и принадлежащие к так называемому полусвету — в самых оригинальных, из ряда вон выходящих нарядах.
Она по-прежнему находила забавным турнюр, хотя он был и на ее собственном платье и скроен так искусно, что не бросался в глаза, даже скорее подчеркивал грациозность и достоинство движений.
32 
