52 
— Привет, — произнесла та.
— Наоки Такахаси, — продолжал Джордж, показав на первого пришельца, который быстро поклонился Барнаби в пояс и тут же выпрямился. — Вон там — Матиас Кузник, — сказал Джордж, и вперед вышел высокий блондин с очень дружелюбной улыбкой.
— Приятно познакомиться, — сказал Матиас, после чего повернулся к Джорджу и, как-то опасливо качая головой, спросил: — А нам надо в это ввязываться? Мы же не знаем, кто он или что он.
— Не переживай, Матиас, я уверен, что это совершенно безопасно. Он же просто ребенок.
— Мне восемь лет, — возмутился Барнаби. Замечание очень его ранило.
— А эти двое, — продолжал Джордж, не обратив внимания на то, что его перебили, — что сидят в отсеке отдыха, — Калвин Дигглер…
— Ё! — Калвин кивнул и продолжал жевать претцель.
— Калвин у нас из-за лужи, — сказал Джордж, пожав плечами. — Придется прощать ему такие манеры. Я имею в виду — их отсутствие.
Барнаби огляделся.
— Из-за какой лужи? — спросил он и нахмурился. — Я не вижу здесь никакой лужи.
— Я не имел в виду буквальную лужу, — поправился Джордж. — Лужа у нас одна. Атлантический океан. Калвин — из наших американских братьев.
— А, понимаю, — сказал Барнаби. — Вы, значит, все тут родня?
— Нет, — в смятении ответил Джордж. — Мы вообще друг другу не родственники.
— Но вы же сами только что сказали…
— Я не имел в виду буквального брата.
Барнаби пристально посмотрел на него, затем недоуменно повернулся к Матиасу Кузнику:
— Почему он говорит только то, чего не имеет в виду?
— Он англичанин, — объяснил Матиас.
— Так, хорошо, позвольте мне все же закончить с представлением, — сказал Джордж. — И последний член нашего экипажа — вон та норовистая красотка, что сидит рядом с Калвином.
— Джордж! — резко сказала женщина, оторвавшись от книги. — Сколько раз просить тебя не определять меня конскими прилагательными?
— Прости, старушка, — ответил тот. — В общем, нашу Вильгельмину Уайт лучше лишний раз не раздражать, Барнаби, будь умницей. У этой киски острые коготки.
— Она что — лошадка и кошка одновременно?
— Для тебя я могу быть кем угодно, солнышко, — сказала женщина и подмигнула мальчику.
Барнаби залился краской от кончиков ушей до пальцев на ногах. Он не знал, куда ему теперь и смотреть. А когда все же удалось справиться с собой, он понял, что говорит женщина как-то очень знакомо.
— Вы случайно не австралийка? — спросил он, заставив себя посмотреть на нее.
— Почти. Я киви. Бывал в Новой Зеландии?
— Нет, но сам я из Сиднея.
— До Сиднея отсюда будет далековато, — заметил Джордж Эберкрамби. — Должен сказать, мы несколько удивились, когда увидели, как ты там летаешь. К нам на «Зела IV-19» гости редко заглядывают.
— А что такое «Зела IV-19»? — спросил Барнаби.
— Наш космический корабль, — ответил Наоки Такахаси.
— Быть может, ты прольешь хоть какой-то свет на то, чем ты тут занимался? — спросил Джордж. — Куча извинений, само собой, что я тебя тут эдак поджариваю, но будем честны — это ж обалдеть не встать, если вдруг откуда ни возьмись на голову сваливается восьмилетний мальчик и заявляет на голубом глазу, что ты пришелец, хотя ты что угодно, только не он.
Барнаби посмотрел на Джорджа, поморгал и перевел взгляд на прочих членов экипажа.
— Четырнадцать месяцев, — протянул Калвин Дигглер, не выходя из отсека для отдыха. — Вот сколько нам такое уже приходится выслушивать. Привыкай, паренек, если собираешься у нас задержаться.
— Коней придержи, — сказал Джордж. — Я просто спросил, что он тут делает, только и всего.
— Долгая история, — ответил Барнаби.
— Ну, мы никуда не торопимся.
— Тогда ладно. — И Барнаби начал с самого начала и следующие два часа за обедом (холодный томатный суп, подаваемый в нержавеющих стальных канистрах, за ним пять квадратных плиток еды, каждая своего цвета: одна была на вкус как жареная курица, вторая как картофельное пюре, третья как морковка, четвертая как пюре из гороха, а пятая — как очень вкусный крем-карамель) рассказывал им всю историю своей жизни: с самого раннего детства в Сиднее до того ужасного, что случилось у Кресла миссис Мэкуори, а затем — что произошло в последний месяц и с какими необычайными людьми он за этот месяц познакомился.
— Ну и дела, — произнес Калвин. — Думаешь, мы тебе поверим?
52 
