102 
Кармайн усмехнулся:
– Очень по-женски.
– Если бы я не знала, что ты меня подкалываешь, шеф, я бы тебя кастрировала. Но серьезно, Ра и Руфус – невинные жертвы.
– Именно это я и подразумевал под дурными генами. Пожалуй, мне никогда не забыть объяснение Ра: каково просыпаться каждый день, зная, что половина твоих генов происходит от убийцы-садиста самого худшего толка, а затем проводить весь день, делая что-то хорошее и одновременно неся на себе бремя этого знания.
– Я сомневаюсь, что они когда-нибудь обидели и муху, – резко сказала Делия.
– Или обидят. В этом-то и печаль, Дилз! Дети наследуют грехи отцов так или иначе, по крайней мере в метафорическом смысле.
– Я допускаю это, Кармайн, но в данном случае, надо сказать, Ра и Руфус герои в подлинном смысле.
– Интересно, что они решили не производить потомства.
– Неизбежно для героев.
– Вот СМИ-то повеселятся на процессе.
Когда зазвонил телефон, Делия нахмурилась: «Только не Джесс, о, пожалуйста, пусть это будет не Джесс! Еще ничего не просочилось в медиа, так откуда же…»
Кармайн перевел внимание на окно, за которым наступали сумерки; несколько мощных огней на Лонг-Айленде светили через воды пролива – какой-нибудь ночной матч?
– Это Кори Маршалл, – сказала Делия, подходя и присаживаясь.
Кармайн удивленно уставился на нее.
– Зачем он звонил?
– Он сегодня на хозяйстве вместо Фернандо. Иви Рамсботтом днем совершила самоубийство.
– О господи! – Вскочив на ноги, Кармайн направился было к двери, затем передумал, остановился. – О господи!
– Сядь и выпей, Кармайн, – сказала Делия, держа в одной руке стакан, а в другой – бутылку с бурбоном. – До завтра ты ничего не сможешь сделать, у Кори все под контролем.
Он сделал глоток напитка, более крепкого, чем ему нравилось.
– Как ей это удалось?
– Сказала, что страшно устала и хочет спать. Ей как раз нашли подходящую по размеру кровать – перед этим она провела беспокойную ночь на неудобной, – так что никто не удивился. Где она спрятала бритвенное лезвие, никто не знает, потому что при полном обыске его при ней не нашли. Иви переоделась в ночную рубашку, залезла под одеяло и попросила, чтобы его подоткнули. Дежурная надзирательница сделала это, выключила верхний свет и села в углу почитать при настольной лампе. Иви под одеялом порезала себе оба запястья – надзирательница не заметила никакого движения. Потом она просто лежала, истекая кровью, без единого стона или вздоха, и умерла от кровопотери – должно быть, это так жутко. Видимо, книга у надзирательницы оказалась интересной: только через несколько часов, дочитав ее до конца, она подошла к кровати, проверить, что и как. К тому времени весь матрас пропитался кровью, и кровь стекала на пол. Потом такое началось… как ты можешь себе представить. Надзиратели не любят женщин-заключенных, говорят, это дурной знак.
– Для Иви определенно, – вздохнул Кармайн. – Она должна была так поступить, верно?
– Слишком горда, чтобы поступить иначе, – сказала Делия.
– И СМИ не получат своего судебного процесса.
– За что, я уверена, братья могут ее только благодарить. – Внезапно Делия воодушевилась. – Волосы! Бьюсь об заклад, лезвие было спрятано у нее в прическе: она пользовалась лаком, поэтому волосы держали форму – кто бы заметил? При обыске ищут шнурки, пояса, ремни.
Кармайн встал, чтобы разбавить свой напиток содовой.
– Что ж, сделанного не воротишь, надеюсь, ее бедная душа успокоилась.
– Я надеюсь, что сейчас она находится в более добром мире, – сказала Делия.
Вторник, 2 сентября 1969 года
На долю Руфуса выпало сообщить доктору Джесс тяжелую весть об Иви, но он не очень спешил, и, прежде чем это сделал, им с Ра передали новость о самоубийстве. Эйб лично явился сообщить новость братьям, и не прошло и десяти минут, как позвонил Энтони Бер, предлагая им свои услуги в судебном процессе против округа Холломан за преступную халатность. Трубку взял Руфус.
– Мистер Бер, – сказал он усталым голосом, – идите вы на хрен. – И тихо повесил трубку.
Поскольку Эйб в это время еще не успел уйти, он смог передать эту отповедь комиссару.
Джесс озадачило, что именно Руфусу Ингэму понадобилось ее увидеть, но она была не особенно занята и сказала, что с радостью примет его в любое время. От офиса при входе гостя проводил Уолтер Дженкинс, который испытал затруднение относительно того, к какой категории отнести посетителя, учитывая его макияж, грациозность движений и природный налет аристократизма. Когда Руфус настоял на том, чтобы уединиться с Джесс, Уолтер ощетинился. Но она явно хорошо знала и любила гостя, поэтому Уолтер ретировался в свою комнату и стал думать о другом.
102 
