67 
Шимона ласково усмехнулась:
— Поскольку я ни разу в жизни не была ни на каких балах или приемах, я вряд ли буду скучать без них! И потом, я гораздо больше хочу быть… с тобой, нежели на самом блестящем в мире балу… По-моему, на свете нет ничего более восхитительного, чем жить в деревне… ездить верхом… ухаживать за садом… И быть вместе!
Герцог прижал ее к сердцу.
— Вместе! — как эхо повторил он. — Вот что главное! А работа в Рейвенстоуне найдется для нас обоих.
— И в чем же она заключается? — с любопытством спросила Шимона.
— Видишь ли, мой отец настолько ненавидел женщин, что приказал перенести на чердак все картины — а среди них было немало ценных, настоящих произведений искусства, — на которых были изображены женщины, одетые — вернее, раздетые — на манер классических богинь.
Герцог улыбнулся и продолжал:
— Туда же была отправлена вся мебель, украшенная резными сердцами или амурами, а также энное количество кроватей и диванов, на взгляд отца, слишком удобных и потому зовущих к греховным наслаждениям.
— Должно быть, от этого твой дом стал слишком… суровым.
— Так оно и есть. Вот почему я почти не жил здесь с тех пор, как умер отец, — ответил герцог. — Но вдвоем мы сможем возродить былую славу Рейвенстоуна, вернуть замок в то состояние, в каком он был при моем деде. Именно он значительно перестроил наш дом и украсил его бесценными произведениями искусства, вывезенными из Италии и Франции.
— Я с радостью примусь за это!
— Мы будем заниматься этим вместе, — добавил герцог.
— Звучит восхитительно и заманчиво…
— Как и ты сама!
Вытащив из кармана изящный носовой платок, герцог осторожно вытер слезы с глаз Шимоны и нежно поцеловал сначала их, а потом ее нежные округлые щеки.
Прижав девушку к груди, он отыскал ее губы и начал целовать неистово, страстно, настойчиво. В глазах герцога горел огонь желания, но Шимону это не испугало.
— Я люблю тебя!..
Шимона сама не знала, произнесла ли она эти слова вслух или только подумала.
Все ее тело пронизывало ощущение чуда. Страстные прикосновения герцога рождали в ней ответный огонь.
И снова, как и всегда, когда он целовал ее, Шимона почувствовала, что они становятся единым целым.
А ведь именно этого она всегда хотела, подумала девушка.
Герцог провел рукой по волосам Шимоны, откидывая их со лба.
— Ты такая красивая! — прошептал он. — Ты будешь самой прекрасной из всех герцогинь Рейвенстоунских.
— Мы закажем художнику наш портрет. Пусть он изобразит нас вот так… рядом.
Герцог рассмеялся:
— А почему бы и нет? А подпись будет такая: «Ее Честь и Его Бес…»
Шимона прикрыла ему рот своей ладонью:
— Ты не должен так говорить! Все это в прошлом… Забудь о плохом! Искупленный грех — уже не грех…
— Ты в этом уверена? — с сомнением в голосе спросил герцог.
— Так сказано в Библии, — убежденно ответила Шимона. — Помнишь, там говорится об «очищении огнем»? Значит, и ты теперь чист — ведь ты так храбро вел себя на пожаре, спас мне жизнь!.. Мы начнем все сначала… ты и я… И давай с сегодняшнего дня никогда не вспоминать прошлое!..
Шимона обвила руками голову герцога и положила ее себе на грудь.
— Я уверена: эхо наших добрых дел разойдется, как круги по воде! Мы сможем сделать многих людей счастливыми и довольными…
— Моя дорогая! — страстно прошептал герцог. — Я люблю тебя! Обожаю! Я тебя боготворю!..
И он снова начал целовать ее, пока они оба не взмыли в бесконечное небо, усыпанное мириадами звезд, где не было никого, кроме них двоих и их божественной любви…
67 
