Лёгкий, ненавязчивый романчик 
44 
– Ссориться? Да мы с тобой почти и не ссорились.
И тут Анастасия Викторовна не выдержала:
– Конечно. Потому что я молчала. Молча сносила твое хамство, твои мерзкие выходки, твое неуважение. Потом мне это все надоело, и я просто ушла.
Никита Владимирович склонил голову. Взял печенюшку, посмотрел, как она раскрошилась в его руке. Стряхнул с ладони крошки и все так же не поднимая голову, сипло признал:
– Я был дураком, Ася.
– Ты был не дураком, ты был типичным русским мужиком. «Курица не птица, баба не человек». Сколько раз я от тебя это слышала? Почитай, каждый божий день. Ты же считал своим долгом меня унизить не по разу.
– Я шутил, – попытался он неловко оправдаться.
– Вот как? А если бы я тебя называла глупцом или неповоротливым увальнем, тебе бы это понравилось?
– Я никогда тебе такого не говорил, – возмутился он. – Это ты уже на меня напраслину наговариваешь.
– Вот как? А кто мне говорил, что баба на сносях что утка неповоротливая? И это тогда, когда я последний месяц ходила беременная?! Твоим ребенком, между прочим! Которого ты отчаянно хотел! – лицо Анастасии Викторовны разгорелось от неприятных воспоминаний.
Никита Владимирович ужаснулся.
– Правда? Извини. Я точно был самоуверенным молодым идиотом, полагающим, что все вокруг должны плясать под мою дудку. Но почему ты мне ничего не говорила?
– Что я тебе должна была говорить? Я и сейчас совершенно уверена, что от моих слов ничего бы не изменилось. Если мужчина не уважает свою собственную жену, это неисправимо. И никакой декларированной любовью это не исправить.
– Это жестоко. – Никита Владимирович с горечью посмотрел ей в лицо. – Просто жестоко. Вот так взять и молча уйти. А я мучился и не знал, за что ты так со мной. А ты обиделась на мои глупые слова. Почему мне об этом было не сказать? Я бы исправился. Но ты даже поговорить со мной не хотела! Как будто я был твоим злейшим врагом.
– Ну, в то время я тебя таким и считала. Ты помнишь, после чего я ушла?
У него замерло сердце. Похоже, сейчас прозвучит нечто для него убийственное.
– Нет, не помню, – сказал это с болезненным трепетом, думая, что не стоило ему затевать этот разоблачительный разговор. А то, глядишь, так и сна лишиться можно, бессонницу заработав.
Анастасия Викторовна почувствовала, как веки защипали подошедшие слишком близко слезы. Но бесстрастно припомнила, как давно прошедшее и забытое:
– Мы с тобой возвращались из гостей. Ты выпил и на прощанье при всех заявил, что из меня жена липовая, потому что я только диссертации лепить умею, а вот на пироги толку не хватает. И один из твоих веселых дружков, не помню его имени, посоветовал тебе поменять жену. На хозяйственную и не зануду. И ты ответил «непременно». И вот тогда я ушла. Чтоб не мешать тебе найти эту самую хозяйственную и не зануду. Нашел?
Он молча смотрел на нее, не в силах прийти в себя. Несколько раз сглотнул, с трудом проталкивая в горло вязкую горькую слюну.
– Прости. Если бы я это помнил…
Анастасия Викторовна небрежно махнула рукой.
– Не бери в голову. Правду говорят: что ни делается, все к лучшему. Если б я осталась с тобой, была бы никем. Нехозяйственной женой-занудой. А теперь я человек. Доктор наук – звучит гордо. И ты тоже доволен жизнью. Так что все хорошо.
Он обреченно прикрыл глаза.
– Я вовсе не доволен своей жизнью. Наоборот, я ею жутко недоволен. Мне ужасно не хватало да и не хватает тебя. Наших разговоров, совместных походов в лес и жарких ночей. Их особенно.
Она скривилась.
– Вот в этом я тебе ничем помочь не могу.
– Ты не хочешь?
– Нет. Мне это ни к чему. Я все силы отдаю науке. Это то, что меня по-настоящему интересует. А все эти чувства… – она сделала небрежный взмах рукой, – они только отвлекают. Расстраивают. Заставляют думать не о том. Нет, это не для меня, недаром я постаралась все забыть. – Она с намеком посмотрела на него. – Тебе, случайно, не пора?
Никита Владимирович прикинулся непонятливым:
– Нет, сегодня я совершенно свободен.
Пришлось сказать прямо:
– А у меня много работы. Если хочешь, сиди, а я пойду.
Она ушла в свой кабинет. Никита Владимирович печально усмехнулся своим невеселым мыслям. Потом поднялся, убрал со стола, вымыл посуду.
– Забавно, но ничего трудного в этом нет. Почему ж я раньше этого не делал? – этот простой вопрос поставил его в тупик.
Закончив с приборкой, пошел в коридор и остановился возле двери в кабинет. Она была закрыта неплотно, он приоткрыл ее еще больше. В принципе, подсматривать нехорошо, но он и не подсматривал. Он просто смотрел.
44 
