14 
– Я бы тоже так сказал, – отозвался Дхарам, криво усмехнувшись, и Бенедетта улыбнулась.
Еще час назад она не могла представить себя улыбающейся, а ведь это гораздо лучше, чем проливать слезы в номере. Будучи на ее стороне, Дхарам мог объективно оценить ситуацию. Она была невинной жертвой в этой истории, и теперь ей предстояло хорошенько все обдумать и решить, стоит ли подать на развод, или же она сможет простить Грегорио, как прощала раньше…
Когда они медленно шли обратно к отелю, Дхарам сказал, что хотел бы в следующий понедельник улететь в Лондон, чтобы спустя несколько дней оказаться в Дели.
– Дайте мне знать, что вы намерены делать, – добавил он, когда они оказались среди изобилия розовых и пурпурных орхидей, окруживших их в вестибюле отеля «Георг V». – Я бы хотел знать, когда вы отправитесь обратно в Милан.
Она кивнула в знак согласия, поблагодарила его за доброту и заботу и снова извинилась за то, что поделилась с ним своими проблемами.
– Но ведь для этого друзья и существуют, даже недавно приобретенные, – сказал он с теплой улыбкой. – Позвоните мне, если вам понадобится моя помощь.
Дхарам протянул ей визитную карточку, и Бенедетта снова поблагодарила его, пряча ее в карман.
У него были планы поужинать в этот вечер в ресторане, и ему даже пришла мысль пригласить и ее, но он заподозрил, что она слишком расстроена, чтобы поехать с ним.
Дхарам нежно обнял Бенедетту, прощаясь с ней, и через несколько минут вышел на улицу, где его уже ждал автомобиль, чтобы отвезти в ресторан. Мысли о Бенедетте не покидали его. Ему было жаль эту прекрасную женщину, не заслуживающую, чтобы с ней так поступили. Оставалось надеяться, что вся ситуация вскоре разрешится. И еще он был очень рад, что познакомился с ней прошлым вечером.
Бенедетта поднялась в свой номер, легла на кровать, а спустя несколько минут позвонил Грегорио. Голос его звучал тревожно и отрывисто, и он предупредил, что не может долго говорить. Муж сообщил ей, что дети все еще в тяжелом состоянии, но живы, однако Аня все время пребывает в истерике. Грегорио также сказал, что не сможет этим вечером вернуться в отель, поскольку жизнь детей висит на волоске. Слушая его, Бенедетта закрыла глаза. Куда подевался ее любящий муж? Сейчас он говорил только о состоянии здоровья своих детей, и ничто на свете не могло отвлечь его от этой темы.
– Я собираюсь следующим утром вернуться в Милан, – сказала Бенедетта. – Не вижу смысла сидеть в номере и ждать от тебя известий.
Голос ее звучал грустно, но гораздо холоднее, чем ожидал Грегорио. В отличие от него она не потеряла контроль над собой. По крайней мере, оставалась благоразумной и рассудительной, как он понял по ее тону.
Грегорио не мог и представить, какая паника охватила ее, когда он сказал, что не может оставить Аню и детей одних в Париже! Оказалось, что его пребывание здесь может продлиться долгое время, поскольку он будет заниматься здоровьем детей. Врачи сказали, что если младенцы выживут, то останутся в больнице по меньшей мере на три месяца, до положенного срока их рождения. Совладав с собой, Бенедетта даже не стала спрашивать, намеревается ли он возвращаться в Милан.
– Я позвоню тебе и сообщу, что здесь происходит, – произнес он мрачным тоном. Известие о желании жены вернуться домой принесло Грегорио облегчение, поскольку полностью снимало с него обязанность заботиться еще и о ней. – Прости меня, Бенедетта, я не ожидал, что все обернется таким образом.
Ну что можно ответить на это? Бенедетта предпочла промолчать. Их жизнь дала трещину. Трудно было представить, что их семейные отношения останутся такими же, какими были раньше, но понимает ли это Грегорио? Вряд ли. Все, о чем он мог думать сейчас, – это Аня и двое их малышей в кювезах. О ней, Бенедетте, он вообще не думал.
Закончив разговор, Бенедетта упаковала чемодан и заказала ужин в номер, поскольку не ела весь день, а также забронировала билет до Милана на следующий день. Консьерж спросил, полетит ли мистер Мариани вместе с ней, и она ответила отрицательно.
Младенцы ночь пережили. Грегорио спал в кресле, поставленном между их кювезами. Он сразу же влюбился в этих двух крохотных и абсолютно беспомощных существ, но сейчас ему оставалось только молиться, чтобы они выжили. Он совершенно неожиданно стал отцом, сердце его еще никогда не было так заполнено сразу и любовью и болью. Благополучие малышей стало теперь единственным, о чем он мог думать. И когда он смотрел на них, слезы счастья и жалости катились по его щекам.
14 
