очень нудно 
34 
Все вокруг нее закружилось, поплыло, и она уже не в силах была о чем-то думать. Цокот лошадиных копыт по мостовой и грохот пронесшегося мимо экипажа, казалось, доносились откуда-то из другого мира.
Едва сдерживаясь, Пьер выпустил Ваду из своих объятий и произнес:
— Пойдем куда-нибудь, где потише.
Он взял ее под руку, как уже делал это прежде, и они стали удаляться от Сены по узкой извилистой улочке.
Пьер и Вада шли молча, словно окаменев. Наконец Пьер остановился, открыл входную парадную дверь и потянул девушку за собой в небольшой квадратный холл. Отсюда начиналась крутая лестница, ведущая наверх, в темноту, которую лишь слегка рассеивал свет керосиновой лампы, мерцавшей в пролете.
Они поднялись на четвертый этаж. Пьер достал из кармана ключ, открыл дверь, и Вада догадалась, что попала в его студию.
Это просторное помещение тянулось вдоль всего здания. Всю противоположную стену — от пола до потолка — занимало окно, и Вада, ни о чем не думая, подошла к нему, чтобы полюбоваться ночным Парижем, пока Пьер зажигал лампу.
Весь город, казалось, лежал внизу, когда она смотрела с высоты на серые крыши бесконечных домов. Вдали мерцали огоньки, — как звезды, упавшие с небес.
Она стояла так несколько минут, любуясь красотой ночного города, затем обернулась. Пьер уже справился с лампой, и она заливала мягким золотистым светом всю комнату.
Вада увидела мольберт, кисти, холсты, палитру и несколько бутылок, содержимое которых ей было не понятно. По стенам сплошь висели картины, одни в рамах, другие — без них, некоторые были написаны маслом, а рядом с ними — наброски углем, тут же незатейливые этюды, рисунки тушью.
Вада восхищенно смотрела вокруг.
— Именно так я и представляла себе студию художника!
— Здесь чище, чем во многих других! — откликнулся Пьер.
В углу стоял огромный широкий диван, застланный ярко-красным шелковым покрывалом, издалека оно выделялось ярким пятном. Вада посмотрела на него с изумлением.
Пьер подошел к ней ближе.
— Как-нибудь, — сказал он, — я покажу тебе картины и объясню, что они изображают. А сейчас меня интересует совсем другое.
— Что именно? — спросила девушка.
— Ты! И только ты! Он обнял Ваду.
— Ты красивей и желаннее любой картины!
Вада почувствовала, что вся дрожит от звуков его глубокого голоса и оттого, что он опять очень близко привлек ее к себе.
Невольно она подняла глаза вверх, ловя выражение его лица, но его губы неожиданно коснулись ее уст. Он поцеловал ее жадно и страстно, и это был уже не тот поцелуй, что около Сены.
Казалось, он достиг ее сердца и завладел им.
— Ты такая нежная, милая, такая восхитительная! — шептал Пьер.
Затем коснулся губами ее шеи, и это ощущение отличалось от того, что она испытывала прежде. От восторга, упоения, радости она вся дрожала и едва могла дышать.
Вада чувствовала, что что-то первородное поднималось внутри нее, такое же страстное и необузданное, как поцелуй Пьера.
И одновременно все это было частью волшебной музыки и поэзии Верлена.
Пьер притянул ее ближе… еще ближе к себе. Вдруг до нее дошло, что он расстегивает пуговицы на спине ее платья.
Легким движением Вада попыталась освободиться, но обнаружила, что она, как пленница, полностью в его руках.
Пьер оказался сильнее, чем она предполагала. Вада ощущала себя слабой и беспомощной, не могла убежать от него, а он властно завладевал ею.
— Нет… пожалуйста… не надо! Казалось, он не слышал ее.
— Пьер… не надо. Я…
Он обнажил ее плечи, покрывая их и шею горячими поцелуями, обжигавшими кожу, которые проникали во все клеточки ее тела. И в то же время ее губы еще чувствовали его власть над собой.
— Ну… пожалуйста… не надо, — умоляла Вада, затем внезапно с ужасом произнесла:
— Ты пугаешь меня… я боюсь!
Это был крик ребенка; Пьер поднял голову и посмотрел в ее глаза, окутанные темнотой, пытаясь увидеть лицо.
— Ты… ты не должен этого делать, это нехорошо!
Пьер оторопел, но все еще продолжал держать Ваду в объятиях.
— О чем ты говоришь? — спросил он.
— Ты… ты не должен… целовать меня так… Ты не должен расстегивать мое платье. Это не хорошо. Я уверена, что этого не следует делать!
— Но почему?
— Не знаю… но ты не должен…
— Я хочу тебя!
— Я… не понимаю…
— Но ты же пришла сюда, — сказал он.
34 
