29 
Вада рассмеялась:
— Нет! Все было не так уж плохо. Но вы говорите так, будто вас самого учили гувернеры.
— Я знаком с их братией, — признался Пьер. — Они одинаковы во всем мире — в Париже, Англии, Германии и, думаю, в Америке тоже.
Вада молчала, и он продолжил:
— Поэтому я удивлен, что вы так свободно говорите по-французски и так глубоко мыслите. Большинство девушек вашего возраста обходятся обычными стереотипами и как будто вылиты по одному шаблону.
Замявшись, Пьер сказал:
— Возможно, из-за того, что вам самой приходится зарабатывать на жизнь, вы совсем другая, хотя я надеюсь, что работа, которую вы сейчас выполняете, вам нравится.
— Да, мисс Хольц моя подруга, — быстро проговорила Вада.
Девушка сознавала, что обманывает Пьера, притворяясь бедной и потому вынужденной работать.
— Все равно, вы же подчиненная, — заключил он. — Ваша госпожа хоть добра к вам?
— Конечно, да.
— Тем не менее она ваша госпожа и отдает вам распоряжения — сделать то, сделать это. Но, конечно, готова за все платить.
— Неужели деньги так важны? — спросила Вада.
— Безусловно, — в том случае, если вы мисс Хольц, — ответил Пьер Вальмон. — Попробуйте только себе представить, каково это — сознавать, что за миллион американских долларов вы можете себе позволить купить любого человека, который вам понравится, и сделать его своим мужем. Французского маркиза, немецкого принца, английского герцога, наконец!
Вада играла вилкой, лежавшей на столе.
— Вы думаете, что в ее положении… у мисс Хольц или любой другой женщины есть большой выбор? — спросила она, запинаясь.
— Вы имеете в виду, что такие браки обычно устраивают родители? — уточнил Пьер. — Послушайте, что ожидает в этом случае бедняжек-француженок. Будущий муж пересчитает каждое су приданого, чтобы убедиться, стоит ли отдавать свой августейший титул какой-нибудь едва оперившейся птичке, только что выпорхнувшей из классной комнаты. Одновременно он должен быть полностью уверен, что его прелестная, но дорогая любовница сделает его предметом зависти окружающих.
Вада сидела неподвижно.
— И что, это обязательно для всех французских браков? — спросила она.
— Ну конечно, — ответил Пьер. — Как правило, у француза есть любовница, так же как у него есть лошадь, экипаж, своя холостяцкая квартира. Это часть его жизни.
— А… у англичанина? — Вада с трудом выговорила свой вопрос.
Пьер Вальмон заметил, как напряглись ее пальцы, державшие вилку.
— Вы беспокоитесь о «мисс Богачке»? — спросил он. — Смею вас заверить, что англичане обычно более осторожны и осмотрительны. Более того, совсем немногие английские мужчины могут позволить себе иметь и жену и любовницу одновременно.
Вада испытала внезапное облегчение.
— Мне только интересно было это узнать, — произнесла она.
— Вы заставляете меня поверить слухам о том, что мисс Хольц добивается английского титула. Видимо, в них есть доля истины.
— Но почему вы так думаете?
— Потому что в ее положении совершенно естественно внимательно изучить рынок английских браков и купить наилучший вариант.
— В ваших устах это звучит чудовищно, — раздраженно сказала Вада. Пьер пожал плечами:
— Я подхожу к этому вопросу с практической точки зрения.
— Вы во всем видите коммерческий расчет.
— Но это так и есть на самом деле, — настаивал Пьер. — Между прочим, можете сказать своей подруге, что в Европе только два титулованных дворянства заслуживают внимания — немецкое и английское.
— Почему? — Вада вспомнила, что подобный разговор состоялся у нее с матерью.
— Потому что во Франции представители настоящих древних фамилий редко вступают в браки, заключенные вне кровных уз. И здесь, и в Италии все сыновья принца — принцы, или герцога — герцоги, — так что теперь их слишком много, и титулы мало что значат.
— А в Германии и Англии иначе?
— Да, там только старший сын или ближайший родственник по крови наследуют титул. Поэтому ваша подруга мисс Хольц будет искать себе мужа в этих странах, среди самых могущественных и достойных дворян.
— Мне кажется, говоря так, вы слишком много себе позволяете, — резко заметила Вада.
Затем, будто внезапно сообразив, с кем имеет дело, взволнованно сказала:
— Обещайте мне, поклянитесь, что не продадите репортерам ничего из того, о чем мы с вами только что говорили.
29 
