11

Человек совершает иногда во имя любви странные поступки, и я прошу вас помнить об этом, потому что перехожу к той части моей истории, вспоминать которую мне стыдно, а пересказывать тяжко.

Жизнью островитян правили обычаи, в коих мы, англичане, ничего не смыслили, однако один из них стал у мореплавателей своего рода пунктиком. Я говорю об украшении тела татуировками. Первым, кто разрешил морякам перенять обычай тихоокеанского народа наносить на свою кожу несводимые цветные рисунки, был сам капитан Кук, а произошло это, когда он впервые посетил Океанию на корабле «Решимость», среди членов команды которого числился и молодой Вильям Блай. Говорят, что когда они возвратились в Англию и стали демонстрировать эти свидетельства пережитых ими приключений, многие леди падали в обморок, однако в следующие десять-пятнадцать лет татуировки все в большей и большей мере становились у бывалых моряков привычным знаком отличия. Я видел их в Портсмуте на руках и торсах матросов. Одни были маленькими искусными рисунками, другие – яркими, смелыми и вызывающими; казалось, что они вот-вот оживут и пустятся в пляс.

Первое предложение присоединиться к сообществу татуированных мореходов я услышал от Кайкалы, и случилось это на следующий после только что описанного день, когда мы с ней плавали в нашем личном озере. Придя к заключению, что кто-то подглядывал за нашими любовными играми, я стал более осторожным. Не потому что корабельные правила запрещали нам водиться с туземными девушками, напротив, любовные отношения с ними стали нормой. Просто я был не из тех, кого возбуждает мысль, что он предается своим бойким забавам на глазах у другого человека, и попадись мне этот подглядчик в тот день, я оборвал бы ему уши.

Выбравшись из воды, я побежал вокруг лагуны, чтобы сбросить избыток энергии и обсохнуть, и на бегу заметил, что Кайкала смотрит на меня и смеется. Я замедлил бег, потом и вовсе остановился, обескураженный мыслью, что она потешается над моей наготой, но, когда поинтересовался причиной ее веселья, она просто пожала плечами и сообщила, что у меня невозможно белая кожа.

– Ну так я же белый человек, – сказал я. – Чего же еще ты могла ждать?

– Да, но ты такой белый, – упорствовала она. – Эй-Ко похож на призрака.

Я насупился. Да, верно, покидая больше года назад Портсмут, я, наверное, был бледен и одутловат, однако вряд ли можно было сомневаться в том, что пережитое мной изменило меня к лучшему. Как ни крути, я же повзрослел на год и три месяца, о чем свидетельствовали мое разросшееся тело, осанка, кожа, румянец на щеках, длина моей свистульки и мужская сила. Ну а если говорить о цвете моей кожи, то солнце Отэити сообщило ей довольно приятный – во всяком случае, на мой взгляд, – оттенок коричневой бронзоватости.

– Ну что ты говоришь? – спросил я. – У меня никогда еще не было такого загара.

В ответ она спросила:

– Англичане все такие белые?

– Я не белый, я восхитительно коричневый, – возразил я. – Но, в общем, да, все.

– С такой светлой кожей ты на мне жениться не сможешь, – сказала она и пробежалась печальным взглядом по своему мокрому телу. Увидев это, я подошел поближе к ней, нагнулся и тронул ее за плечо.

– Это почему же? – спросил я. – Мне казалось, что мы с тобой обо всем договорились.

– Разве ты не видел наших мужчин? – сказала она. – Ты знаешь, что тебе нужно сделать.

Я вздохнул. Далеко не первый день я понимал, что дело идет к такому разговору, и ожидал его без всякой радости. Многие из наших моряков уже успели обзавестись татуировками. Одним из первых стал, в превеликому моему удивлению, наш паскудник мистер Хейвуд, украсивший свою правую ляжку трехногим символом его родного острова Мэн. (Вопли, которые он издавал, обзаводясь этой прикрасой, – вот они меня совсем не удивили – слышала половина острова, а может, они и до Англии долетели.) Многие последовали, каждый на свой лад, по его стопам. Джеймс Моррисон запечатлел на предплечье дату нашего прибытия на Отэити. Даже мистер Кристиан подверг себя соответствующему испытанию, получив на спину изображение неведомой мне твари, которая вглядывалась, раскинув лапы, в того, кто на нее смотрел, словно желая сожрать его заживо. А совсем недавно он добавил к своей живописной коллекции туземные рисунки, которые покрывали его руки, плечи и торс, отчего он походил теперь более на островитянина, чем на англичанина.

  110