очень нудно 
151 
– Мы живем в странные времена. То, что рассказывают о людях, имеет свойство постоянно меняться. Найдутся такие, кто спросит, почему часть моряков, и среди них офицеры из приличных семей, восстали против своего капитана. И некоторые обвинят в этом меня. Под конец же сохранится только один рассказ. Либо мой, либо их.
– Но ведь ваш-то правдив, сэр, – сказал я, удивленный его неверием в себя. – Более честного капитана и не было никогда. Значит, ваш рассказ и запомнят.
– Ты думаешь? Кто может сказать это заранее? Одного из нас – я говорю о себе и мистере Кристиане – будут помнить как тирана и негодяя. А другого назовут героем. И чтобы занять место, принадлежащее мне по праву, я буду нуждаться в тебе. В твоих ушах и твоей памяти.
– Сэр, а мое имя в том списке было? – не удержавшись, выпалил я.
– Что-что?
– В списке бунтовщиков, – пояснил я. – Было там мое имя?
Он тяжело вздохнул, не разжимая губ, посмотрел мне в глаза; волны плескались о борт баркаса.
– Было, – наконец сказал он.
– Тогда это поклеп! – поспешил сказать я. – Я никогда не присоединился бы к ним, сэр. Никогда. Я ничего не слышал о заговоре и ни в каких обсуждениях его не участвовал.
– Это не был список бунтовщиков, – ответил, покачав головой, капитан. – Это был список тех, кто, по мнению Кристиана, мог пойти за ним. Людей, которых он считал… недовольными их участью, несчастными. Ты был несчастен, Тернстайл? Давал я тебе причины для этого?
– Нет, – заявил я. – Несчастным я был дома. В Англии.
– Ах да, – задумчиво промолвил капитан. – Ты об этом.
– Об этом, сэр.
– К прежней жизни ты не вернешься, мальчик, – сказал он. – Это я тебе обещаю.
– Я верю.
Он улыбнулся, похлопал меня по плечу и сказал:
– Знаешь что? По моим расчетам, сегодня четырнадцатое мая. День рождения моего сына. Я скучаю по нему.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я видел: воспоминание о сыне растрогало его, и, посидев с ним еще немного, вернулся на свое место, лег и попытался заснуть. И сон пришел ко мне, поначалу прерывистый, потом крепкий.
День 18: 15 мая
Ятрудился в смене гребцов (дело было через час-другой после восхода солнца), когда у мичмана Роберта Тинклера приключилась первая из его галлюцинаций. Напарником моим был хирург Ледуорд, мы выполняли нашу работу без разговоров, бездумно отталкивали и тянули к себе весла. Погода неожиданно притихла, нам больше не приходилось вычерпывать воду; некоторые моряки даже стянули с себя промокшие рубашки и штаны и расстелили их, надеясь, что за ближайшие несколько часов они просохнут.
– Чарлз, – сказал мистер Тинклер, подойдя к нам сзади и обращаясь к хирургу Ледуорду, которого звали не Чарлзом, а Томасом. – Говорят, что кобылица на верхнем выгоне опять жеребая. Почему ты не сказал мне, что водил ее к племеннику?
Ледуорд обернулся к нему, вгляделся, лицо хирурга выразило удивление, смешанное с совершенным отсутствием интереса. Я заметил у него на шее уходившую под рубашку полоску шелушащейся белой кожи и погадал, чем она объясняется.
– Я уже говорил отцу, нам нужно купить собственного племенного жеребца, – продолжал Тинклер, определенно не ведая, что голова у него не в порядке. – Мы тратим по нескольку шиллингов при всякой…
– Это что еще за сумасшедший дом? – поинтересовался Ледуорд. – Я, по-вашему, кто, Роберт, ваш брат? Или кто-то из знакомых?
Тинклер уставился на него, и я увидел в глазах бедняги угрозу, – похоже, он привык скорее препираться, чем мирно беседовать с тем, за кого принимал Ледуорда.
– Значит, ты мне больше не брат, так, что ли? – воскликнул он. – Я уже объяснял – все, что тебе наговорили про меня и Мэри Мартинфельд, гнусная ложь. Я к твоей избраннице даже пальцем не притронулся. Если мы позволим этому разделить нас…
– Вам нужно отдохнуть, Роберт, – попытался урезонить его Ледуорд. – Вон там есть свободное место, прилягте на время, закройте глаза. Когда проснетесь, все предстанет перед вами в более лучезарном свете.
Мистер Тинклер открыл рот, собираясь что-то сказать, но вроде бы утихомирился и покорно пошел к указанному месту. Я смотрел, как он вытягивается на дне баркаса, закрывает глаза, и уже через пару секунд тело его покачивалось вверх-вниз, – он спал.
– Что, он уже созрел для Бедлама? – спросил я у хирурга, поведя головой в сторону уснувшего.
– Возможно, – ответил тот. – Трудно сказать. Плавание сыграло с его головой дурную шутку. Как и голод. И отсутствие воды.
151 
