очень нудно 
50 
– Тебе нравится здесь, Джон Джейкоб, верно? – время от времени спрашивал он у меня в те ранние годы; он всегда казался особенно ласковым со мной и необычайно щедрым. – Ты ведь многому у меня научился, не правда ли?
– О да, – отвечал я, торопливо кивая, да и почему бы мне было не испытывать к нему благодарность? Разве он не давал мне хлеб и воду, не предоставлял на ночь постель? Не будь его, я проводил бы ночные часы в придорожной канаве. Разве не было его заведение единственным местом, какое я когда-либо ощущал как мой дом, разве не держались того же мнения и другие мальчики моих лет? – Я вам ужасно благодарен, мистер Льюис, вы же знаете.
– Да, я тоже так думаю. Ты хороший парнишка, Джон Джейкоб, один из лучших.
С самого начала он обучал меня тонкому искусству карманных краж, которые были главным занятием всех обитателей его дома, и я чувствовал себя в этом деле как рыба в воде. Не знаю, было ли это свойство в крови у меня, получил ли я его в дар от природы, но руки мои оказались необычайно проворными и помогали, когда я бродил по улицам Портсмута, прикарманивать все, что приглянулось мне или требовалось мистеру Льюису. Да, я славился тем, что под конец дня приносил в дом добычу поизрядней, чем у любого из моих братьев: бумажники, носовые платки, монеты, дамские кошельки – все, что мне удавалось стибрить. Время от времени какой-нибудь ярыжка ловил одного из наших мальчиков на воровстве, но никто мистера Льюиса ни разу не выдал. Время от времени ловили и меня, и я тоже держал язык за зубами. Такую власть имел он над нами, над каждым из нас. Что было причиной того, не знаю. Возможно, уединенность и надежность нашего «семейного» существования. Возможно, тот факт, что ничего другого мы в жизни своей не знали. Возможно, страх изгнания. В доме всегда жило не меньше дюжины мальчиков и никогда больше полутора дюжин. Большинству было меньше двенадцати, однако некоторым от двенадцати до шестнадцати, вот с ними и были связаны наши главные трудности. Я помню далеко не одного мальчика, с которым дружил, который заботился обо мне, но стоило каждому из них подрасти, и они становились угрюмыми и замкнутыми. Я знал, что для каждого повзрослевшего мальчика у мистера Льюиса припасена своя, особая работа, но не знал, в чем она состоит. Что ни вечер, как только заходило солнце и всходила луна, мистер Льюис усаживал этих старших мальчиков перед зеркалом, поставив перед каждым чашу с водой, и приказывал им умыться и причесаться, а затем уводил их на самый верхний этаж дома для того, что называлось Вечерним Смотром, там они и оставались на протяжении многих часов. Покидать наши постели ни одному из нас, остальных, в это время не дозволялось; мы слышали тяжелые шаги джентльменов, поднимающихся наверх и через несколько часов спускающихся вниз, но ничего не знали о том, что там происходит. Да мы, в невежестве нашем, и не задумывались над этим.
Однако, когда «верхние» мальчики подрастали, для них приходилось подыскивать замену, после чего мистер Льюис прогонял их из дома, и вот вскоре после моего одиннадцатого дня рождения он как-то вечером пришел ко мне, присел на мою кровать и обнял меня рукой за плечи.
– Итак, Джон Джейкоб, мой добрый друг, все ли еще считаешь ты себя ребенком или готов приступить к самой важной работе, какую я для тебя припас?
Я понял, мне предлагают присоединиться к мальчикам верхних комнат, и вмиг возгордился тем, что из всех мальчиков поменьше на эту роль избрали именно меня. И ответил мистеру Льюису, что готов, и он помог мне умыться и причесаться, а затем отступил на шаг и оглядел меня, и тоже не без гордости на лице.
– О да, – сказал он. – О да, еще бы. Паренек ты красивый. Миловидный. Пойдешь нарасхват. Готов поклясться, ты принесешь мне целое состояние.
– Спасибо, сэр, – ответил я, не понимая, что он хотел сказать.
– Ну-с, поскольку сегодня твоя первая ночь, обхождение с тобой будет мягкое. Нам вовсе не нужно, чтобы наверх поднялись и другие мальчики. Там все будет только твоим – как тебе нравится эта мысль?
Я сказал, что нравится, и по липу его разлилось даже большее прежнего довольство, но затем он вдруг посерьезнел и опустился на колени, чтобы мы могли смотреть друг другу прямо в глаза.
– Но скажи мне, – попросил он, с подозрением глядя на меня, – я. могу на тебя положиться, ведь так?
– Конечно, сэр, – ответил я.
– И ты благодарен мне, давшему тебе приют и друзей твоих лет? Ты не подведешь меня!
50 
