48 
Маркиз с удивлением смотрел на нее, а она продолжала:
— То, что произошло в прошлом, не имеет отношения ко мне, кроме того, что вы оказались там, где я нуждалась в вас больше всего! Поэтому, если возможно, я бы хотела, чтобы мы начали нашу жизнь вместе заново… отбросили бы несчастья, проблемы и… трудности, мучившие нас до того, как мы… встретились… друг с другом.
Она издала тихий звук, похожий на всхлипывание, и сказала:
— Я назвала вас моим добрым самарянином, и вы оказались именно таким. Если бы вы не взяли меня на свою яхту, когда я была в отчаянии, моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Она превратилась бы, в ужас, о котором… страшно подумать!
— Я понимаю, о чем вы говорите, — ответил маркиз, — я думаю, что нет другой женщины, столь здравомыслящей, как вы.
Его лицо осветилось улыбкой, и он добавил:
— Но вы оказались еще и очень оригинальной, Ола, и чрезвычайно непредсказуемой с самого начала нашей встречи.
— Я знаю, — согласилась она, — но я постараюсь, я постараюсь… изо всех сил, не совершать больше ничего… вопиюще скандального, буду тихой и… сдержанной, чтобы вы могли… гордиться мной.
— У меня такое чувство, что если вы будете очень стараться переделать себя, то результат окажется довольно скучным, — сказал маркиз. — В конце концов за это время я начал привыкать к драматическим волнующим событиям, и думаю, что стал бы тосковать без них.
Он подтрунивал над нею, но по-прежнему крепко держал руку Олы, и она сказала:
— Я хочу… угождать вам и радовать вас.
— Почему? — спросил маркиз.
Она удивилась его вопросу, но он ждал ответа.
— Вы были так… добры ко мне, — сказала она, — ведь жена… должна угождать своему мужу.
— И это все?
Она вопросительно посмотрела на него, и, когда встретилась с ним взглядом, сердце у нее забилось еще сильнее, чем раньше.
Более того, она не могла оторвать от него взгляда, и хотя маркиз не двигался с места, ей казалось, будто он своей рукой притягивает ее все ближе к себе.
Она молчала, и через минуту он сказал:
— По-моему, Ола, если судить о вашем характере по ярким волосам, все ваши чувства тоже всегда очень сильно выражены, поэтому я спрашиваю вас, что вы ко мне испытываете. Не как к доброму самаритянину или к волку, как вы меня называли, а как к человеку и вашему мужу.
В его голосе была та бархатная глубина, которая казалась Оле сродни музыке. Она вбирала в себя таинственные флюиды, которые передавались от него по их сомкнутым рукам.
— Что могу я… сказать? — беспомощно спросила она.
— Правду! — ответил маркиз. — Я хочу от вас только этого, Ола. Правду, теперь и всегда. Мне больше не вынести лжи.
По его тону она поняла, что женщина, лгавшая ему в прошлом, оставила в нем рану, которая еще не зажила.
Она сама сказала ему, что не хочет знать о том, что с ним происходило до их встречи, поэтому Ола лишь просто сказала:
— Я никогда не буду лгать вам. Но то, что я чувствую, трудно передать… словами.
Разве она могла бы описать ему то чувство, которое зародилось у нее в груди, и теперь словно подступает к горлу и тянется к ее губам?
Как ей сказать ему, что она хочет, чтобы он вновь поцеловал ее?
Его могут шокировать такие ее мысли! Он сочтет ее нескромной и фривольной, такой, как назвал ее Жиль!
Она вдруг разволновалась и сама не понимала, почему пришла вдруг в сильное замешательство, и, высвободив руку из его пальцев, поднялась из-за стола.
— Пожалуй, уже… наверное… поздно, — пробормотала она. — День был… длинный… и я… должна… пойти спать.
Маркиз не двигался и глядел на нее. Она стояла посреди салона. Ее яркие волосы просвечивали сквозь вуаль, изящную фигуру подчеркивала облегавшая ее белая газовая ткань, по которой беспокойно двигались ее пальцы, единственным украшением которых было подаренное им золотое кольцо.
— Я жду ответа, Ола, — сказал он.
— Я не знаю… как… ответить. Я не могу найти… верных… слов.
Маркиз поднялся из-за стола.
— Слова часто бывают совершенно ни к чему.
Он двинулся к ней, и когда она взглянула на него снизу вверх, остро чувствуя его близость, маркиз обнял ее. Притянув Олу к себе, он сказал:
— Выразим наши чувства более простым способом!
И его губы прильнули к ее губам.
Он целовал ее, и Ола поняла, что хотела, жаждала этого давно, Она ни о чем не могла думать, кроме сладостного плена его губ и чуда его поцелуя.
Серебристый лунный свет на море разлился по ее телу, а новые чувства, вспыхнувшие у нее в сердце, казалось, рвались из груди, перехватывали дыхание и обжигали губы.
48 
