очень нудно 
54 
Из задумчивости ее вырвал слишком оживленный голос матери:
– Даша, представляешь, Максим приглашает нас с тобой к себе погостить!
Дочь внимательно посмотрела на мать. Та была раздражена, но тщательно скрывала это. Но два горящих пятна на щеках не скроешь. Хотя можно объяснить это возбуждением и быстрым движением, но Даша знала, что для Яны подобные вечеринки норма жизни. И ни на одной из них она не видела ее столь взбудораженной.
Значит, отец сказал что-то такое, отчего мать пришла в негодование. Что же это могло быть? Наверняка обвинил ее в своей измене. Конечно, в подобных случаях виноваты кто угодно, только не сами изменники.
– Мама, ты же ближе к полуночи хотела переодеться, не помнишь?
Ни о чем подобном речи не было, но Яна тут же подхватила кинутый ей спасательный круг.
– Да, конечно! Я же хотела поразить всех кругом своими великолепными нарядами! Пошли!
Они дружно поднялись и пошли к выходу, оставив Касаткина смотреть им вслед.
Зайдя в фургон и плотно притворив дверь, Даша спросила:
– Что случилось, мама?
Яна сложила руки на груди защитным жестом.
– Представляешь, он мне заявил, что всю жизнь любил только меня!
– Ты ему веришь?
– Уж очень странно он выражал свою любовь. Я ему так и сказала. А он заявил, что в свое время я недостаточно была к нему… эээ… обходительна, поэтому он был вынужден искать утешения у других баб!
Даша принялась смеяться.
– Мама, я сразу поняла, что он тебя упрекает в своих прегрешениях. Это так стандартно.
Яна посмотрела на хохочущую дочь и вдруг засмеялась тоже.
– Как хорошо быть мужчиной! Какую бы пакость ни сделал, виновата всегда жена! Эх, и почему я не мужчина?
– При современном уровне медицины это вовсе не проблема.
– Стать мужчиной невозможно даже с помощью самых новейших достижений хирургии. Им надо родиться. Причем обязательно в России. Никаких обязательств, никаких обязанностей. Сплошные удовольствия.
В голосе матери звучала такая горечь, что Даша встревожилась. Обычно мать держалась легкомысленно, говоря, что дурочкам жить легче.
Нервно хихикая, Яна вынула ярко-розовое платье для коктейлей. Прикинув его на себя, повернулась к дочери и спросила:
– Не слишком ярко?
– Дело ведь не в платье, а в тебе. Как ты себя будешь в нем чувствовать.
– Да, как-то не по обстановке. Это не тусовка в Москве, где каждый старается переплюнуть соседа. Надо что-то поскромней.
Она вынула длинное платье, но тут же бросила его обратно.
– А, вот то, что надо!
В ее руках оказалось шифоновое полупрозрачное платье до середины икры на тоненьких бретельках. Она быстро натянула его, поменяла туфли, взлохматила волосы и покрутилась. Впрочем, «покрутилась» слишком сильно сказано. В тесном пространстве она еле повернулась вокруг себя.
– Ну как? Одобряешь?
Платье и в самом деле было симпатичным. И, хотя сквозь тонкие слои шифона просвечивало тело и нижнее белье, слишком откровенным его никто назвать бы не смог.
– Нормально. Иди и добей папашку окончательно.
Яна покивала головой.
– Нельзя сказать, чтобы я жила все это время только для того, чтобы увидеть его вытянувшуюся физиономию, но это все-таки чертовски приятно! Но тебе тоже стоит поменять имидж.
– У меня больше ничего нет.
– Какая ерунда! Зато у меня нарядов больше, чем требуется. Все равно все их я не надену. Размер у нас один, у тебя только рост повыше. Почему бы тебе не надеть розовое? Тебе-то оно вполне кстати.
Даше не очень хотелось переодеваться, но, чтобы угодить матери, надела розовое платье. И удивилась, до чего преобразилась невзрачная особа в зеркале.
Освежив макияж, они вернулись в зал. Максим сидел там, где они его оставили. Не заметно было, чтоб он с кем-то танцевал или участвовал в очередном конкурсе.
Завидев жену с дочерью, он встал им навстречу и поспешно отодвинул кресло для Яны. Устроившись, поудобнее, она непринужденно его поблагодарила:
– Спасибо за заботу, дорогой экс!
Касаткин удивленно захлопал глазами.
– Что за экс?
– Бывший. Экс-чемпион, экс-президент, экс-муж. Что тут непонятного?
Максим заскрежетал зубами.
– У меня вообще-то имя есть.
– Просто я так привыкла и менять свои привычки не считаю нужным.
Ее пригласили танцевать, и она, не обращая внимания на протестующего Максима, умчалась танцевать. Он с досадой следил за ее выкаблучиванием на эстраде. Во всяком случае, так он заявил дочери:
54 
