28 
Сорелла побледнела.
«Но я не могу этого сделать, па. Не могу! — повторяла она. — Миссис Лазар мне не позволит пойти с ней. Ведь видно же, что она нас с тобой не любит. Как я могу просить ее, чтобы она пустила меня в свой номер?»
«Ты можешь сделать это — и ты сделаешь, — жестко отрезал Дарси. — Надевай-ка свое самое красивое платье — то, что подарила тебе в Париже Флоранс Эрскин. И, ради бога, постарайся выглядеть посимпатичнее. Если бы только бог одарил меня красивым ребенком, о, сколько бы всего я достиг! Ты даже не пытаешься выглядеть привлекательной, не желаешь быть милой, воспитанной девочкой. Я не забыл, как Флоранс жаловалась, что ты все время смотрела на нее сердито. Хотел бы я знать, сколько денег я потерял из-за твоих сердитых взглядов?»
«Ты велел мне называть ее мамочкой! И целовать, — напомнила Сорелла. — А она была противной толстой теткой, и мне не хотелось к ней прикасаться».
«Боже правый! А ты думаешь, мне хотелось? — воскликнул Дарси Форест. — Но она была богатой, дитя мое. Богатой! Смотри, сколько всего мы от нее получили. Две недели жизни в комфорте в Торки, неделя в Париже и достаточно денег, чтобы мы смогли приехать сюда. И было бы еще больше, если бы ты хорошо сыграла свою роль. Клянусь, она начала догадываться, что я из себя представляю, именно из-за твоего несносного поведения».
«Я ненавидела ее», — угрюмо твердила Сорелла.
«Если бы я считался с тем, кто тебе нравится или не нравится, то нам пришлось бы голодать, — угрюмо произнес Дарси Форест. — Кстати, мы и вправду очень скоро начнем голодать, если не проявим осторожность. У меня осталась последняя пятерка, а счет будет фунтов на двадцать. Ты понимаешь это своей маленькой глупой головенкой? Если понимаешь, пойди и сделай все, что можешь, чтобы удержать на плаву тонущий корабль».
«Не пойду. Я не смогу», — упрямилась девочка.
Отец смотрел на Сореллу несколько секунд, затем отвесил ей хорошую затрещину.
«Ты будешь делать, как я тебе говорю, — сказал он. — Или я изобью тебя до полусмерти. С меня достаточно ваших ужимок, юная леди, нам надо на что-то жить. Если ты не поможешь мне, я найду другого, кто это сделает. Насколько было проще, когда ты была совсем маленькой, и все, что от тебя требовалось, — это выглядеть глупенькой малышкой».
«Да уж! Ты неплохо заработал на этом», — буркнула Сорелла.
Девочка даже не поморщилась, когда отец ударил ее. На бледной щеке Сореллы зардел отпечаток его пятерни.
«Без десяти четыре, — прошипел Дарси. — Иди вниз и сделай свое дело. Если не сделаешь, клянусь, сдам тебя в первый сиротский приют, который попадется на пути».
Несколько секунд Сорелла стояла не шевелясь. Тогда Дарси положил руку на плечо дочери и энергично встряхнул ее. Она видела, что отец взбешен, а Сорелла боялась его, когда он был в таком состоянии.
Он не пугал ее, когда пообещал избить. Так уже бывало, и Сорелла слишком хорошо помнила, какой беспомощной она чувствовала себя под его кулаками и перед силой его гнева.
Она сделала тогда в точности то, что приказал отец. Проникнуть в номер миссис Лазар оказалось не так трудно, как ожидала Сорелла. А уж когда она там оказалась, все пошло как по маслу. Отец пришел, чтобы забрать ее, и рассказал душещипательную историю о бедной маленькой дочурке, оставшейся без матери.
Сорелла слышала эту историю так часто, что сама могла бы все рассказать наизусть. И все же она не могла не восхититься тем, как отцу удавалось привнести в свое представление отблеск подлинного чувства и даже вызвать на глазах настоящие слезы. В тот раз это было блестящее, высокохудожественное представление, и оно, как всегда, принесло именно те результаты, которых ожидал Дарси.
Через неделю они переселились с миссис Лазар в ближайший отель, где никто не знал ни миссис Лазар, ни Дарси Фореста и где они зарегистрировались как муж и жена.
Богатые вдовы были специальностью Дарси Фореста. Сорелла была досадным препятствием. Дарси считал ее полезной на первоначальном этапе завоевания женщины, но, как только он добивался цели, дочка начинала ему мешать.
Сколько себя помнила Сорелла, она всегда играла в гостиничных коридорах и подолгу сидела одна в номере. Ее кормили беспорядочно, когда кто-нибудь о ней вспоминал или когда голод становился настолько сильным, что Сорелла вынуждена была просить у официантов, разносивших еду по номерам, оставленные постояльцами объедки.
28 
