82 
Морис Тайль женился на мертвой женщине, однако надеялся, что за долгие дни путешествия в другую часть света она понемногу оживет.
Со дня отплытия прошло больше месяца, когда однажды, проснувшись на рассвете, капитан не обнаружил Моаны рядом с собой.
Снаружи шумел ветер, судно билось в цепких объятиях штормового моря.
Тайль бросился наверх, уверенный в том, что если девушка не бросилась за борт сама, то ее наверняка смыло волной.
Он столь долго стерег ее и так привык к ее равнодушной неподвижности, что утратил бдительность. За время пути Моана не сказала и пары слов; она ела, но столь неохотно и мало, что сильно исхудала. Она не расчесывала волосы, и если б этого не делал Морис, они превратились бы в паклю. Ее словно бы ничто не волновало. Девушка не жаловалась ни на холод, ни на качку и ни разу не спросила, куда и зачем они плывут.
Морис очутился на палубе. Ветер насквозь пронизывал тело. Не было видно ни зги, и казалось, будто корабль двигается на ощупь. Он искал Моану безо всякой надежды и все же нашел: возле фок-мачты.
Как ни странно, в ее руках сохранилась сила: крепко вцепившись в канат, она смотрела в бушующее море. Девушка вымокла с головы до ног и вся заледенела от холодного, резкого ветра. Сорвав с себя мундир, Морис закутал ее и заставил спуститься в каюту.
В мутном воздухе плавали пласты дыма. Сквозь маленькие круглые иллюминаторы проникал тусклый свет. Занимавшие узкие полки люди были одеты в серо-желтое тряпье. Кто-то ел, кто-то спал неспокойным, тяжелым сном. На фоне этих призрачных фигур девушка из яркой, задыхавшейся от красок Полинезии выглядела удивительно чужой.
— Куда уходят нерожденные? На небо или все же под землю? — спросила Моана, и капитан с облегчением почувствовал, что в ее голосе нет горя, лишь некая печальная задумчивость.
— Не знаю. Не думай об этом. У нас еще будут дети, — неловко промолвил он и тут же запнулся, не уверенный в том, что когда-нибудь она вновь позволит ему овладеть ею.
— Куда мы плывем? — спросила она, удивленно оглядываясь вокруг, и он обрадовался тому, что в ней проснулся хоть какой-то интерес к происходящему.
— В мою страну. Я хочу показать тебе Францию. Я желаю, чтобы ты оставила все свои горести на Нуку-Хива.
— Нет, они едут со мной, — возразила Моана и надолго умолкла.
Не зная, чем и как порадовать ее и утешить, Морис вынул из тайника пару жемчужин и осторожно, стараясь не привлекать внимания других пассажиров, показал ей.
— В моей стране тоже красиво и интересно. Смотри, что у нас есть! Благодаря этому жемчугу ты будешь иметь все, что пожелаешь.
В темных глазах Моаны отразился испуг.
— Это жемчужины со свадебного ожерелья, которое я должна была получить от Атеа! Как они у тебя оказались?!
— Я нашел их в крепости на Хива-Оа, в одной из хижин. Они закатились под циновку.
— Атеа подарил их Эмалаи, — догадалась Моана. — Они не принадлежат ни тебе, ни мне. — И повелительно произнесла: — Выброси их в океан!
— Ну нет, — Морис быстро убрал жемчуг, — без него мне не стоит возвращаться во Францию.
— Зачем они это сделали? — вдруг с надрывом произнесла она. — Если женщина не хочет, мужчина уходит и ищет другую. Почему они уничтожили моего ребенка?!
Капитан постарался сохранить спокойствие.
— Моана! Забудь о них! Отныне я твой муж, и я буду оберегать, защищать и любить тебя!
— Я не знаю, что такое любовь, — сухо произнесла Моана и, завернувшись в плед, отвернулась к стене.
Глава семнадцатая
Эмили Марен стояла в толпе женщин, ожидая посадки на баркасы, которые должны были доставить узниц на большой корабль, отплывавший к берегам острова Тасмания. Через три месяца, проведенных в тюрьме, она получила ответ на свое прошение: срок каторжных работ был убавлен с пятнадцати до десяти лет, и при этом ее отправляли в ссылку в далекую колонию Хобарт-таун.
У самого берега из воды проступали камни, напоминавшие черные сердца; вокруг них вилась бахрома из темно-зеленых водорослей. Эмили чувствовала, что ее сердце стало таким же траурно черным. Она много слышала о том, что страдания дают человеку особое понимание жизни и открывают возможности для новых сил, но сейчас она могла лишь горько посмеяться над этим.
В толпе не было женщин, с которыми она провела несколько месяцев в Ньюгейтской тюрьме, и все же столкнувшись взглядом с одной из узниц, Эмили ее узнала.
82 
