очень нудно 
40 
— Лучше или хуже? — спросила Катрин.
— Хуже, — ответил Аурелиус.
— А так?
— Хуже.
— Ясно. Все в порядке. Тебе не нужны никакие очки. Как и три недели назад, — сказала Катрин с выражением скуки в голосе и вскинула для прощания правую руку, как это делают врачи, которым пациенты нужны только для того, чтобы поскорее с ними распрощаться.
— Я был у твоих родителей, — сказал Аурелиус. За год эта угроза в результате постоянного повторения утратила свою силу. — Они считают, что тебе сейчас трудно, — произнес он сочувственно.
— Что ты говоришь! — откликнулась Катрин равнодушно.
— Они говорят, что ты очень одинока, — продолжал Аурелиус.
— Ну, им лучше знать, — ответила Катрин, зло прищурив глаза.
— Неужели ты совсем не вспоминаешь наши с тобой счастливые дни, которые мы пережили ровно год назад? — спросил Аурелиус и коснулся ее плеча.
— Не каждую минуту, — ответила Катрин.
— Я чувствую себя так, как будто…
Катрин знала, как он себя чувствовал, хотя он и не успел договорить, потому что зазвонил телефон. А это была совсем не та ситуация, в которой можно не услышать телефонный звонок или не обратить на него внимания.
Звонил Макс. Откуда он узнал, что она именно сейчас ждала его звонка? Что это было ее заветнейшее желание? Ее бросило в жар. Наверное, у нее вспыхнули щеки. Аурелиусу в виде наказания было позволено созерцать ее в таком виде. Видел ли он ее вообще когда-нибудь такой сияющей?
Она сказала в трубку:
— Правда? — Это был почти ликующий вопль. — Да, с удовольствием. Буду очень даже рада. — Ее голос слегка дрогнул. Ей пришлось приложить усилие, чтобы скрыть внезапное волнение. — Можно даже немного позже, я завтра не работаю… Хорошо, в девять… Ну, значит, до завтра… Нет, нет, я не передумаю!.. Да, уверена… Я очень рада… Нет, правда… Даже очень… Ну, пока… И тебе тоже…
— Кто это был? — поинтересовался Аурелиус с наигранным спокойствием, которое должно было свидетельствовать о его светской толерантности.
— Да так, один друг, — ответила Катрин, радуясь очевидному бесстыдству своей лжи.
— Ты очень красива, когда так сияешь, — сказал Аурелиус.
Теперь ей стало его жалко.
— Может, сходим как-нибудь на этой неделе в кино? — предложила она и сама удивилась этой неожиданной перемене настроения. Она вдруг почувствовала к нему симпатию, ей захотелось сделать ему что-нибудь хорошее. — Созвонимся завтра, — сказала она, подталкивая его к выходу. (В приемной было полно народа.)
— Я позвоню тебе, — ответил он, сделал несколько шагов к двери, повернулся и спросил, неумело изображая равнодушие: — Значит, завтра у тебя рандеву?
— Да нет! — громко рассмеялась она. — Просто один хороший знакомый пригласил меня на завтрак.
Аурелиус неуверенно улыбнулся.
— Он хочет, чтобы я непременно попробовала его пирог из крыжовника! — крикнула Катрин ему вслед.
Четырнадцатое декабря
«Если Курт что-нибудь понимает, то, скорее всего, юмор», — подумала Катрин. Она выбрала ему в подарок пластмассовый сэндвич с колбасой, который ржал, когда на него нажимали. Ржание, по-видимому, служило акустическим намеком на то, что колбаса была из конины.
Максу она уже была готова вручить настенный календарь с голыми девицами и дарственной надписью: «Для повышения эффективности творческого процесса и производительности труда». Но потом решила, что для таких презентов они, пожалуй, еще слишком мало знакомы. В ней просто говорило ее озорство, благодаря которому она умудрилась в такую унылую пору так обрадоваться такому простому событию, как обычное приглашение на завтрак. Может, у Макса действительно были проблемы с этим делом. В конце концов она купила ему пачку тыквенных семечек со вкусом ванили.
За окнами кружились пушистые снежинки. В детстве Катрин часами простаивала по вечерам у окна и как зачарованная смотрела на заштрихованный свет фонарей. А проснувшись ночью (или если ей не удавалось уснуть от волнения), она смотрела, не исчезли ли мерцающие нимбы вокруг фонарей, закончилась или, наоборот, усилилась пляска снежинок.
С годами символическое значение снегопада сместилось в область негативных эмоций. Катрин раскусила снег. Он был обманчив. На лету он прикидывался романтичным, а приземлившись, сразу же оказывался бессмысленным и ненужным. Время, когда снег ее раздражал, было во много раз длиннее времени, когда она его ждала. Интервалы с каждым годом становились все больше.
40 
