64 
Спустя какое-то время Малколм, разобравшись в себе, уже знал, что уход Марсии из его жизни страшит его не тем, что его ждет полное одиночество, когда он снова останется один на один с ненавистным ему собственным «я». Объятый тревожным предчувствием, он более не сомневался: ему необходимо, чтобы Марсия была рядом.
И не только потому, что, строя свои нелепые эгоистичные планы, он видел ее матерью своих детей. Она прежде всего нужна ему как женщина. Это чувство не было еще любовью, он это знал, но он страстно желал все начать сначала, сделать ее счастливой и самому обрести в ней свое счастье.
Это казалось ему вполне возможным, если бы не их последний разговор. Теперь же между ними встала преграда, и она может оказаться непреодолимой, если Марсия возненавидит его.
Снова и снова он перебирал в голове мысли, ища способ все исправить, и злился, что беспомощен и прикован к постели.
Малколм не решался послать за Марсией... вернее, не смел. Она может отказаться и не прийти или сообщить, что уезжает и потому не желает его видеть.
Если бы он мог сам пойти и поискать ее, раздраженно думал он, зайти в ее комнату, заставить ее выслушать его, позволить ему извиниться перед ней!
Если Марсия уедет, он сможет найти ее лишь спустя несколько недель, чтобы попросить ее вернуться и простить его.
Написать ей о том, что творится в его душе, Малколм не мог. Слова на бумаге пусты и сухи и не передают живых чувств. Ему казалось, что все его объяснения и мольбы о прощении на бумаге покажутся неискренними.
«Дурак! Какой дурак! — бормотал он себе под нос. — Отказаться, просто выбросить вон то, что могло бы составить мое счастье!»
Малколм чувствовал, что сходит с ума от этих мыслей; жалость к себе сделала его слепцом. Но теперь, когда он все видит и понимает, оказывается, уже поздно.
Мысли душили его своей тяжестью, он задыхался, ему казалось, что ночь душна, в ней нет прохлады; попытавшись переменить положение на кровати, он только причинил себе лишнюю боль.
А если бы он был по-настоящему болен? Пришла бы к нему Марсия, стала бы ухаживать, заботиться о нем или же делала бы все это лишь ради приличия?
Какой она будет завтра? Что, если утром он узнает, что Марсия уехала?
Мысли набегали одна за другой, как волны в неспокойном море. Устав, он наконец уснул.
Проснулся Малколм от громких голосов. Дверь его спальни отворилась.
Когда зажегся свет, он, к своему удивлению, увидел в комнате своего слугу, двух лакеев и Марсию.
Она была в голубом халатике, лакеи — в пижамах, поверх которых были надеты пальто.
— Что случилось? — ничего не понимая, спросил Малколм, щурясь от яркого света.
— Вас надо перенести в сад, Малколм, — ответила Марсия. — В доме пожар.
Он сознавал, что с его уст слетел испуганный возглас, потом он пытался что-то сказать, отдать какие-то распоряжения, но никто, кажется, его не слушал. Тем временем Марсия спокойным голосом велела лакеям:
— Надо осторожно пересадить лорда Грейлинга с кровати в кресло, кто-то один пусть поддерживает его ногу, пока двое других подставят кресло. Втроем снесите его вниз. Я возьму стул. Накиньте плед ему на плечи, а ноги укутайте одеялом.
— Вызвали пожарных? — наконец смог спросить Малколм. — Колокол... колокол на доме?
— Не беспокойтесь, — ответила Марсия. — Я обо всем позаботилась. Обещаю сделать все, что нужно и что смогу.
Путешествие вниз по лестнице было трудным и опасным. Малколм испытывал боль, но терпел и молчал. Слуги старались, как могли, и несли его очень бережно.
Внизу в холле чувствовался запах гари, доносились испуганные голоса.
Слуги вынесли Малколма в сад и поставили кресло под деревом на лужайке.
Он думал, что Марсия следует за ним, но, как только кресло поставили, он увидел, что Марсия, оставив стул у крыльца, исчезла.
Слуга пошел за стулом, а когда вернулся, Малколм поспешил спросить у него:
— Где пожар? Где он начался?
— Кажется, в комнате экономки, — ответил слуга, — но точно я не уверен, милорд. Тревогу подняла леди Грейлинг. Она разбудила нас всех. Я не знаю, какой нанесен ущерб. Вот вернусь в дом и все выясню.
— Вызовите по телефону пожарную команду, — велел Малколм.
— Мне кажется, ее светлость уже сделала это, — ответил слуга.
Повернувшись, он побежал к дому, представляя собой странную фигуру — пальто поверх смятой пижамы, шлепанцы на босу ногу, взлохмаченная шевелюра.
64 
