25 
— Даже профессора Станилова! — твердо и мрачно повторил Аввакум.
Он прочитал мысли капитана. Его взгляд, словно гарпун, вонзился в глаза ученика, проникая до самого мозга и разрывая покровы самой этой мысли.
— Так точно! — едва выговорил Марков, побледнев. — Понимаю, я прикажу служителю, чтобы он никого не пускал на чердак, даже Станилова!
— Но деликатно, — тихо заметил Аввакум.
— Деликатно! — словно эхо, повторил Марков.
Теперь дальше, — сказал Аввакум, но уже более мягко. Гарпуны исчезли, но глаза его были свинцовыми. — Итак, друг мой, человек, достигший академической виллы со стороны моря, в конечном счете будет вынужден сделать то же самое, что и незваный гость, проникший во двор с суши: подойти к двери или к окну первого этажа. То есть оказаться непосредственно перед фасадом виллы. Когда две дорожки устремляются к какой-то определенной точке, то эта точка и есть главная цель, к которой они ведут. Старание незваных гостей проникнуть, будь то с моря или по суше, в виллу приводит их к входной двери либо к окнам первого этажа. Следовательно, часть двора, которая примыкает к окнам и входной двери виллы, именно эта часть должна днем и ночью находиться под неусыпным наблюдением. Есть ли необходимые условия для того, чтоб вести такое круглосуточное наблюдение? Мне кажется, что есть. И слава богу! — Указав на плане заштрихованное место, он постучал по нему пальцем.
Это — кирпичное строение, — заметил Марков. — Комната с маленькой прихожей. Когда-то в пей жил то ли привратник, то ли садовник. Сейчас там полно всякого хлама.
—Отличное место, — сказал Аввакум. — В комнате недурно разместятся два человека. Академической вилле, пусть даже небольшой, необходимы сторож и человек, который бы ухаживал за садом.
Ну какой же там сад! — пожав плечами, заметил Марков.
— Ничего, — возразил Аввакум. — Никогда не поздно устроить здесь скромненький садик, посадить немного цветов. Ты, кажется, то самое лицо, кому администрация академии вменила в обязанность заботиться о содержании в надлежащем порядке ее недвижимого имущества — таков ведь твой камуфляж? — так вот, будь добр, укрась маленько этот двор, засади цветами одну-две клумбы.
Они взглянули друг на друга и рассмеялись. Глаза их подобрели.
Я распоряжусь, чтобы непременно посадили цветы, — сказал Марков.
— И непременно астры и настурции, — мягко улыбнулся Аввакум. — Ты знаешь, — продолжал он, — для меня эти цветы красивее свадебных гладиолусов и тюль панов. Какими холодно-помпезными выглядят гладиолусы рядом с милой нашему сердцу геранью или простенькой мальвой!
Он вытряхнул из трубки пепел, спрятал ее в шкаф вместе с планом и запер его.
— Все остальное элементарно, — сказал он, закуривая сигарету. — Держать под наблюдением улицу вдоль ограды, не упускать ни на минуту из виду машину, в ко торой профессор Трофимов будет ездить по городу, позаботиться о том, чтобы с этой машиной можно было разговаривать отсюда и из Центра, и тому подобное — все это, я полагаю, ты имеешь в виду.
— Так точно, — сказал Марков и усмехнулся. Аввакум продолжал смотреть вдаль. У самой линии горизонта, справа, появилась едва видимая глазу тоненькая струйка дыма. Шло судно.
— Ну как? — неожиданно обернулся он к Маркову и заулыбался.
Совершенно другой человек, светлый, ласковый и такой близкий, дружески протянул ему руку. Больше не было того, с гарпунами в свинцовых глазах. Сколько душ живет в этом человеке? И у каждой свои глаза, свой голос.
— Мне все ясно, — сказал Марков.
Надо было действовать, действовать, а время не резиновое — его не растянешь, оставались считанные часы, профессор Трофимов мог прибыть в любой момент.
— Ступай, — сказал Аввакум. — Я выйду несколькими минутами позже.
Тот же день
Аввакум вошел во двор академической виллы.
Это было солидное белое здание в стиле позднего барокко, с высокими окнами, с балконом красного дерева на втором этаже и с широкой сводчатой дверью, к которой вели несколько низких мраморных ступеней. Впоследствии барокко был испорчен ультрасовременной раздвижной дверью в левом крыле дома, где под окнами второго этажа устроили гараж. Перед гаражом поблескивала круглая бетонная площадка с темными пятнами машинного масла. Аввакум заглянул в гараж — тяжелая дверь была на несколько пядей сдвинута в стону, в сумраке синела морда станиловской «акулы».
Затем он прошелся вокруг дома — от его восточной стены до обрыва было ровно двадцать шагов. Это был пустырь, покрытый высохшей пожелтевшей травой да синими бодыльями чертополоха.
25 
