очень нудно 
53 
Так они попали на ту улицу, где Аввакум был минувшей ночью.
Он велел шоферу остановиться, заплатил, что полагалось, и отпустил его.
У его плеча икал Шеленберг. Рвота прекратилась, но он все еще продолжал отвратительно икать.
— Потерпите немного, — сказал Аввакум. — Сейчас вас вылечат.
Они брели по узким улочкам, и Шеленбергу казалось, будто они попали в потусторонний, нереальный мир. Может быть, он даже загробный, но до того убогий, до того убогий! Профессора даже удивляло, что для него выделили место на таком третьеразрядном участке, где хоронят последних бедняков. Здешние могилы напоминали упаковочные ящики, они даже были обиты кусками блестящей жести и ржавыми железными полосами.
Наконец они втиснулись в один из таких ящиков. Перед их глазами мелькнула, словно привидение, белая тень. Может, это душа покойника? Шеленберг сознавал, что это не может быть душа, потому что все в конечном счете сводится к тридцати элементарным частицам, и тем не менее то, что он видел, напоминало душу, во всяком случае, было похоже на ее изображение, виденное им когда-то на каком-то живописном полотне.
Профессора усадили на скамью, губы его ощутили стакан с водой.
Ему стало лучше. Он увидел белую комнатушку, оконце со спичечную коробку. Сейчас ему дадут травяной настой, и все как рукой снимет.
— Вам лучше? — спросил Аввакум.
Голос его доносился издалека, но, услышав его, Шеленберг обрадовался: его телохранитель с ним — значит, бояться нечего. Привидение — выдумка. Больные нервы!
Профессор прошептал, что чувствует себя хорошо.
— Через час вы будете в отличной форме, — сказал Аввакум.
Он смеялся. Это было замечательно!
— Я снова буду в форме, — кивая, прошептал Шеленберг.
Таблетка, опущенная Аввакумом в первую кружку пива, уже заканчивала свое действие. Такая таблетка вызывала спазмы только в течение часа. А потом все проходило без особых последствий. Только ноги подкашивались от слабости еще час-другой.
— Господин профессор, — обратился к нему Аввакум. — Позвольте напомнить, что через пятнадцать минут вам предстоит очень важная встреча. Минуты бегут.
Шеленберг посмотрел на него пристальным взглядом.
— Триста чертей! — воскликнул он. — Верно! Вер но! — он поднялся, сделал шаг в сторону двери и по качнулся.
Аввакум снова усадил его на скамью.
— Господи! — простонал Шеленберг. — Что же теперь будет?
— Теперь из-за вашего проклятого обжорства я лишусь полагающегося вознаграждения! — сердито про шипел Аввакум.
Тем не менее что-то надо было предпринимать.
— Господин профессор, — снова заговорил Аввакум, — я, слава богу, держусь на ногах крепко, а момент, как вы сами понимаете, критический. Если вы не явитесь куда следует к назначенному сроку, то там подумают, что вы отказались от путешествия, и уедут без вас. Вы рискуете проиграть, упустить последний шанс. А то, чего доброго, и головы лишитесь, потому что через пол тора часа меня тут не будет: моя миссия заканчивается сегодня во второй половине дня, после чего я возвращаюсь в Париж. Вы в этом городе останетесь один. — Он помолчал. — Я могу оказать вам последнюю услугу — попросить того человека, чтобы он вас подождал. Что ему стоит задержаться на какой-то час!
А знаете, — лицо Шеленберга оживилось, — это идея! Вы очень сообразительны. Бегите, бегите! В парке Мендубия, под «драконом» — самым старым деревом, его вам покажет любой — будет стоять человек с газе той в левой руке. Вы у него спросите: «Не могли бы вы показать мне дорогу к мысу Спартель?» Ежели он ответит вам: «Дорога на Спартель мне не известна, но я могу объяснить, как проехать на Финикийское кладбище», — значит, все в порядке. Вы просто-напросто наймете такси и привезете его сюда!
— Я сейчас же иду, — сказал Аввакум.
— Вы его спрашиваете про Спартель, а он вам говорит про Финикийское кладбище, — повторил Шелен-берг.
— Ясно! — усмехнулся Аввакум. — До самой Мендубии всю дорогу буду повторять про себя: «Спартель, кладбище, Спартель, кладбище!»
В эту минуту в комнату вошел человек в белом балахоне. В левой руке он держал стакан с жидкостью. Она была совершенно прозрачна. Коснувшись правой рукой своего лба, губ и левой стороны груди, он почтительно склонил голову. Произнеся несколько слов по-арабски, незнакомец обернулся к Аввакуму. Аввакум перевел Шеленбергу:
— Он говорит, что мыслью, словом и сердцем он ваш, и еще он сказал, что, осушив этот стакан, вы станете здоровей и веселей, чем были до сих пор.
53 
