72 
«Что я могу?»— в отчаянии подумала она.
Шина попыталась повернуться с бока на бок, попыталась пошевелить ступнями, пальцами, но одни лишь глаза были ей подвластны. «Сатанинское зелье понемногу теряет силу, — подумала Шина, — потому что мой разум слегка просветлел». Но темнота, в которой она недавно находилась, отступила не слишком далеко, и Шина предположила, что понадобится еще какое-то время, прежде чем она сможет пошевелиться или закричать.
Возможно, голос вернется к ней в последнюю очередь?
Если так, то как она объяснит королю, почему она здесь, и как сумеет убедить его не воспользоваться ее беспомощностью? Что он подумает, когда обнаружит ее, совершенно обнаженную, в своей постели?
«Я должна что-то сделать. Я должна что-то сделать», — повторяла Шина и в отчаянии понимала, что ей остается лишь молиться.
Ее глаза были закрыты, и она беспрестанно молилась, молилась так истово, с такой силой, как будто пыталась поднять с земли огромный камень.
«Боже милостивый, помоги мне! Боже, помоги мне, неразумной дочери твоей!»
Шина услышала, как открылась дверь, и ее мысленная мольба прекратилась. Она не смела открыть глаза. В комнате кто-то был. Интересно, он увидит ее сразу, размышляла Шина, или начнет раздеваться и лишь потом обнаружит ее присутствие?
Шина все еще не отваживалась открыть глаза. Но теперь, впервые, она почувствовала, как вздымается ее грудь. Она чувствовала, как она поднимается и опускается от участившегося дыхания. Но она по-прежнему все еще не могла издать ни единого звука.
К ней кто-то приближался! Вот он дошел до кровати и остановился. Что он сейчас скажет? Спросит, что она здесь делает? Или задаст ей другой вопрос?
Шина лежала, испытывая такой панический страх, что, как ей показалось, не будь она парализована, ее бы всю трясло.
Наконец, будучи не в состоянии больше терпеть и потому что ей, ничего не оставалось, как принять неизбежное, девушка открыла глаза, готовая молить о милосердии если не губами, то душой.
Она медленно подняла глаза, и сердце едва не выскочило из ее груди, потому что перед ней стоял не король, а герцог де Сальвуар. Он смотрел на нее, но выражение его лица скрывала тень, отбрасываемая портьерами.
«Ты, наконец, пришел! Ты пришел! — хотела воскликнуть Шина. — Забери меня отсюда! Забери меня скорее!
Спрячь меня! О, слава Богу, ты наконец пришел!»
— Что вы здесь делаете? — раздался его голос, низкий и тихий, как будто доносившийся откуда-то издалека.
Шина изо всех сил пыталась ответить ему, но ее губы не шевелились.
— Я с трудом в это верю, — услышала она слова герцога. — Но ваша горничная сказала, что вы отправились к королеве и что она прислала вам белое платье. Что с вами произошло? Вас околдовали? Или вы оказались здесь добровольно, по собственному желанию?
Шина не могла пошевелиться. Она могла лишь смотреть на него широко раскрытыми глазами. Лицо ее было белым как полотно.
— Вы хотите, чтобы я забрал вас отсюда? — спросил он. — Ответьте мне, иначе я оставлю вас здесь одну, и тогда будь что будет. Отвечайте же!
Шина лишь чувствовала, как под шелковыми простынями поднималась и опускалась ее грудь.
— Что с вами? — продолжил герцог. — Почему вы не хотите мне ничего ответить? Они наложили на вас заклинание или вы просто уступили их желаниям?
Девушка с таким страданием посмотрела на него, надеясь, что он поймет.
— Полагаю, ваше молчание означает, что вы сами согласились на это, — сказал герцог и собрался уходить.
Шина понимала, что потеряла последнюю надежду и что сейчас он действительно уйдет. Уйдет навсегда. Охватившие ее ужас и отчаяние были невыносимы, и когда герцог отошел от кровати, она издала звук, сдавленный, как стон животного, испытывающего боль, но все равно это был звук.
Де Сальвуар обернулся. По ее щекам текли слезы. Он пристально посмотрел на нее.
— Возможно ли это? — пробормотал он еле слышно.
Он отбросил простыню, поднял ее руку и отпустил. Рука, словно мертвая плоть, упала на кровать.
— Господи всевышний! — произнес он сквозь сжатые зубы. Затем схватил простыню, завернул в нее Шину и взял ее на руки. Какое-то мгновение он смотрел на нее, и в тусклом свете свечей она заметила выражение его лица, какого никогда не видела раньше.
— Как они посмели сделать такое с вами? — произнес он. — Клянусь Богом, они поплатятся за это!
Его руки, казалось, еще крепче сжали ее.
72 
