11 
Гэри подошел к нему и заглянул в телеграмму.
— И что все это значит? — спросил он.
— Что это значит? — взорвался Харви. — У тебя что — не все дома? Не можешь понять, что я тебе сейчас прочитал? Мне по крайней мере все совершенно ясно!
— И что же?
Харви стремительно заходил по комнате, будто стоять на месте было выше его сил.
— И надо же было случиться такому именно в данный момент! Именно сейчас! Это, конечно, никуда не годится в любое время, но сейчас, когда на носу выборы!..
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Кто эта женщина? Я о ней никогда не слышал.
— Разве это имеет значение — слышали мы о ней или нет? — воскликнул Харви. — Зато она слышала об Элвине и, как я подозреваю, обо мне тоже. Это же вымогательство, дорогой мой! Вымогательство — и нам придется расплачиваться!
— За что? — удивился Гэри.
— За ее молчание, за те письма. Не будь же ты идиотом, Гэри! Совершенно ясно: Элвин имел с ней связь, и теперь она ждет ребенка.
— Элвин? — воскликнул Гэри. — Но ведь он болел, ужасно болел уже много лет подряд!
— Он болел чахоткой, Гэри! А мы все знаем, как ведут себя чахоточные больные в сексуальном плане. Правда, я как-то никогда не думал, что это относится и к Элвину… — Он воздел руки к потолку и вскричал: — И как он мог сделать это в такой важный для меня момент?!
Гэри нагнулся к полу и поднял конверт, в котором пришла телеграмма. Изучив его, он осторожно сказал:
— Не знаю, что там натворил Элвин, но мне кажется — эта женщина не знает, кто он. Иначе почему бы ей писать Фаррен, а не Вандерфельд?
— Может быть, и так, — медленно произнес Харви. — Если она действительно не знает, то у нас еще есть надежда.
Он вдруг принял какое-то решение и, быстро подойдя к звонку, дернул за шнурок.
Дверь открылась почти в то же мгновение.
— Да, мистер Харви? — почтительно осведомился дворецкий.
— Попросите мистера Уинстона немедленно сюда прийти! Если его нет в гостиной, то он должен быть у миссис Вандерфельд.
— Я доложу ему, что вы его хотите видеть, — степенно ответил дворецкий.
Он закрыл за собой дверь, а Харви опять возбужденно забегал по толстому ковру — к письменному столу в стиле эпохи регентства и обратно.
— Не могу поверить! — на ходу восклицал он. — Это невозможно — мой брат, мой собственный брат мог так подвести меня!
— Элвин наверняка не хотел затрагивать тебя лично, — сказал Гэри слегка виновато.
— Тем не менее я оказался затронут! Тебе это ясно так же, как и мне. Ты представляешь, как раздуют это дело газеты? Это будет скандал на первых страницах! А в каком восторге будут республиканцы! Могу себе представить, как Теодор Рузвельт будет смаковать каждое слово и, уж конечно, на все сто процентов использует все это в своей кампании.
— Но ведь мы, наверное, сможем что-нибудь предпринять, — неуверенно сказал Гэри.
Он залпом осушил свой стакан, словно это могло его вдохновить, и тут же пошел к сервировочному столику за следующей порцией.
Оба брата хранили полное молчание, пока наконец через несколько минут дверь не открылась и не появился Уинстон Вандерфельд.
В свои двадцать восемь лет он был настолько привлекателен, что, как часто говорила его сестра Трейси, это было с его стороны «нечестно по отношению к женщинам». Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, он был космополитом в своей семье и за последние семь лет провел больше времени за границей, чем в Америке.
Кто-то однажды сказал об Уинстоне, что он — «истинный американец, английский пирожок с французской начинкой».
Но Трейси выразила эту мысль более определенно: «Уинстон создан исключительно мамой, безо всякой помощи со стороны папы».
Уинстон был явно не похож на своих братьев Харви и Гэри, отличаясь стройностью и атлетическим сложением. Он был выдающимся игроком в поло, неоднократно побеждал в скачках, а в колледже прославил свое имя на бейсбольном поле.
Когда Уинстон вошел в комнату, в глазах его можно было заметить насмешливый огонек, будто его слегка забавляло поведение братьев и других родственников и ему было трудно относиться к ним серьезно.
— Хадсон сказал, вы срочно хотите меня видеть? Что случилось?
В ответ Харви протянул ему телеграмму. Уинстон взял ее и с удивлением отметил, как дрожит рука брата.
Он внимательно прочел телеграмму, и насмешливый огонек в его глазах стал еще заметнее.
— Если вы хотите знать мое мнение, то я одобряю Элвина. Я рад, что перед смертью ему выпало немного счастливых минут.
11 
