4 
— Я не могу сидеть на месте, мама. И потом — я люблю ходить пешком. Горы, лес — все это так красиво, и я мечтаю, что когда-нибудь мы с тобою вместе сможем пройти по этим тропинкам и таинственным зарослям. Мне так и кажется, что там скрываются злые ведьмы и добрые волшебники, и я сразу вспоминаю сказки, которые мне читали в детстве.
— Как же ты любила их слушать! — с улыбкой сказала миссис Мильтон.
— Я помню, как ты читала мне сказку о драконе, который жил в дремучем сосновом лесу, — вспомнила Марина, — и я до сих пор верю, что он есть на самом деле.
Мать рассмеялась.
— Твоя стихия — море, — сказала она. — Поэтому я и назвала тебя Марина.
— Морская девушка! — воскликнула Марина. — Может быть, я и вправду в родстве с морем… не знаю. Мы никогда не были у моря так долго, чтобы я могла это почувствовать. Здесь же мне кажется, что моя стихия — горы!
— Пока они тебе не наскучат, моя дорогая, — отозвалась миссис Мильтон.
— Мне никогда не скучно, — ответила Марина, и это была правда.
Она надела шляпу, приколола ее двумя длинными шпильками к волосам и, отодвинув ширму, подошла к столу, за которым сидел сэр Джон.
Он что-то писал на большом листе бумаги, Марина успела разобрать только свое имя наверху.
— Я должен вам кое-что сказать, — начал он, — и, боюсь, вас это очень огорчит.
— Огорчит?
Она почувствовала, что сердце ее перестало биться и каждый нерв в теле напрягся.
— Нет, вы не заразились болезнью, от которой умерла ваша мать, — сказал он, — но жить вам осталось всего три недели…
Марина возвращалась в маленький домик на Итон-Террас. Она никак не могла поверить, что наяву слышала то, что сказал ей сэр Джон. Ее мозг отказывался воспринимать эти слова. Не может быть! Такого просто не может быть!
Сидя в омнибусе, Марина поймала себя на том, что машинально изучает лица пассажиров. Что бы они сказали, если бы она поведала им свою ужасную тайну?
Когда сэр Джон произнес эти страшные слова, она словно онемела и уставилась на него немигающим взором.
— Мне очень жаль, что я должен сообщить вам это, — сказал сэр Джон, — но я совершенно уверен в том, что прав. У вас очень редкая болезнь сердца, но именно эту болезнь я изучаю вот уже много лет. — Он откашлялся и продолжал: — Как правило, если врач подозревает это заболевание, он направляет больного ко мне для окончательного диагноза, так что я не думаю, что ошибся.
— Мне будет… больно? — с трудом выдохнула Марина.
— Обычно никакой боли не бывает, — успокоил ее сэр Джон. — Я не буду утомлять вас медицинскими терминами, скажу только, что в какой-то момент сердце ваше просто остановится. Это может случиться с вами во сне, на прогулке, на танцах или когда вы просто будете сидеть.
— И это неизлечимо? — В голосе Марины сквозил ужас.
— Медицина в данный момент не знает никакого средства. Могу вам сказать совершенно точно, что это произойдет внезапно и что со дня установления диагноза до конца обычно проходит ровно двадцать один день.
— Двадцать один день… — слабым эхом повторила Марина.
Она шла через Слоун-сквер к Итон-Террас и слушала, как ее каблуки выстукивают на панели это роковое число. Двадцать один! Двадцать один! Двадцать один!
«Так, значит, — сказала она себе, — я умру пятнадцатого апреля.
А ведь она так любит это время года! Бледно-желтые нарциссы уже отойдут, сады будут в полном цвету, и каштаны вот-вот распустят свои свечки, а люди будут радоваться солнышку, по которому они так соскучились зимой…
Шестнадцатого апреля ее уже не будет, и она не сможет радоваться вместе с ними весне и солнцу!
Марина вынула ключ из сумочки и открыла дверь дома номер 68 на Итон-Террас.
Войдя в узкую прихожую, из которой была видна маленькая столовая и за ней крошечный кабинет, она отчетливо почувствовала тишину и пустоту этого осиротевшего дома.
Ах, если бы сейчас в гостиной сидела мама! Она бы кинулась к ней и со слезами рассказала обо всем, что случилось!
И мама протянула бы к ней руки и обняла ее крепко-крепко!
Но дом пуст, и никто ей не поможет. Снимая шляпу, Марина стала медленно подниматься наверх.
Каким-то уголком сознания она отметила, что ковер на лестнице совсем вытерт: должно быть, здесь побывало много народу, пока они были в Швейцарии. Но какое это теперь имеет значение?..
Через двадцать один день ее уже не будет в этом доме, и некому будет замечать, что ковер изношенный, занавески в гостиной выгорели, а на спинке кровати в ее комнате не хватает латунного набалдашника.
4 
