Последние отзывы

  113  

Рассказ меня тронул и одновременно потряс – передо мной сидел человек, который был лично знаком с тем, чей портрет висел в моем кабинете и кто стал важной частью моей жизни. Я посмотрел на Эдду, но она стояла ко мне спиной. Наконец она повернулась, откашлялась и заговорила, не глядя на меня, точно актриса, со сцены произносящая монолог:

– Господин Франк управлял компанией, торговавшей специями. Он был аристократ и близкий друг моего отца. Матушка моя часто хворала, астма ее замучила, и он всякий раз справлялся об ее здоровье, а на конторке мисс Гиз всегда стояла банка с ирисками для нас, ребятишек. Через много лет, дневник уже был опубликован, я увидала господина Франка на площади Дам, хотела подойти к нему, напомнить о девочке Эдде, часто бывавшей в его конторе, но все не решалась. Он шел сквозь толпу туристов, его толкали. Какой-то верзила в майке «Аякса» сунул ему фотоаппарат – мол, щелкни меня с женой, а потом даже спасибо не сказал, словно господину Франку только и заботы, что исполнять его прихоти. Интересно, подумала я, что сделали бы все эти люди, знай они, что среди них самый человечный человек. Понурившись, он скрылся из виду. Это был единственный раз, когда после войны я видела его живьем.

У меня было к ним много вопросов, но я боялся показаться назойливым. За четыре года в Амстердаме мне по своей работе довелось общаться со многими уцелевшими узниками концлагерей, однако сейчас возник очень личный момент: эти двое, пережившие невообразимый опыт, были родителями человека, которого я любил и который, к моему несказанному удивлению, отвечал мне взаимностью.

– Как вы там выдерживаете? – Эдда подсела к столу, в голосе ее слышалось сердитое недоумение. – В смысле, на своей работе. Целый день в таком месте. Вам не мучительно? Или хуже того – со временем становишься бесчувственным?

– Нет, работа меня захватила. – Я тщательно подбирал слова. – Я вырос в Ирландии и почти ничего не знал о том, что творилось в годы войны. В школе об этом не рассказывали. А теперь каждый день я узнаю что-то новое. Музей разработал образовательный план. К нам постоянно приходят школьные группы. И моя работа – рассказать о событиях в этом доме.

– Да как же это? – искренне изумилась Эдда. – Когда сами ничего о том не знаете?

Я промолчал. Конечно, они все чувствовали и понимали гораздо острее, но с приезда в Амстердам, где я получил место младшего научного сотрудника музея, жизнь моя начала обретать смысл. Я дожил до тридцати пяти лет и наконец-то прибился к какому-то берегу. Приносил пользу. Даже не выразить, что значил для меня дом-музей. Пропитанный исторической угрозой, он, как ни странно, наделял меня ощущением полной безопасности.

– Спору нет, дело важное. – Эдда вздохнула. – Но целый день среди призраков… – Она поежилась, Арьян ладонью накрыл ее руку; манжета его рубашки задралась, и он, перехватив мой взгляд, ее одернул. – А почему вас это интересует? В Ирландии нет своих евреев, о ком можно печься?

– Таких – не много. – Ее выбор слова меня покоробил.

– Таких везде не много, – сказал Арьян.

– С вашей страной мне все понятно, – продолжила Эдда. – Я про нее читала и кое-что слышала. Дремучее, похоже, государство. Никто никому не сочувствует. Почему вы позволяете священникам за вас все решать?

– Наверное, потому, что так было всегда.

– Дурацкое объяснение. – Эдда раздраженно усмехнулась. – Ну хоть вам хватило ума слинять.

– Я вовсе не слинял, – сказал я, удивившись всплеску в себе доморощенного патриотизма, который всегда считал чушью собачьей. – Просто уехал, вот и всё.

– Есть разница?

– По-моему, есть.

– Значит, когда-нибудь вернетесь. Рано или поздно все ирландские сынки возвращаются домой под материнское крылышко, верно?

– Наверное, если знают свою мать.

– Нет, я бы не смогла заниматься вашим делом. Теперь я даже стараюсь не наезжать в Амстердам. Бог знает уж сколько не была в церкви Вестеркерк, а девчонкой обожала забираться на ее башню. Вот и этот, сынок Элспетов… – Эдда взглянула на мужа: – Как там его?

– Хенрик, – подсказал Арьян.

– Да, Хенрик. Сын наших друзей. Историк. Последние два года работает в музее Освенцима. Как он может, как выдерживает? Уму непостижимо.

– А вы не хотели бы выступить в музее? – Возникшая мысль преобразовалась в слова, прежде чем я успел ее хорошенько обдумать. – С рассказом перед школьниками?

– Пожалуй, нет, – покачал головой Арьян. – Что я им скажу? Что Петер ван Пельс был хорошим футболистом? Что моя сестра на пару с Анной Франк в него втрескалась? Не забывайте, прошло почти сорок лет. Ничего интересного я не поведаю.

  113