173 
– Да.
– Вот так же поступили и с трупом. Он канул на дно и больше не всплыл.
– Господи! – Меня тряхнуло. – Не знаю, что и сказать.
– По-моему, все справедливо. Я… – Игнац вдруг осекся и побледнел. Проследив за его взглядом, я увидел низенькую старуху, волочившую сумку на колесиках, следом брела пегая дворняга. Изрезанное глубокими морщинами старушечье лицо стало бы находкой для фотографа-портретиста. Не спуская глаз с бабки, Игнац отставил бокал. Старуха подошла к дверям бара и что-то крикнула на словенском. Через минуту на улицу вышел официант, он вручил ей пивной бокал и поставил на землю миску с водой для собаки. Старуха села за столик и, скользнув по нам взглядом, испустила тяжкий вздох человека, придавленного мирским бременем.
– Знаменитый писатель, – сказала она по-английски с очень сильным акцентом.
– Наверное, – ответил Игнац.
– В газете я видела твое фото. И все ждала, когда ты здесь объявишься.
Игнац промолчал, однако лицо его сморщилось в гримасу отчаяния, презрения и страха. Таким я его еще не видел.
– А ты кто? – Старуха окинула меня насмешливым взглядом.
– Я его отец, – сказал я, как обычно не вдаваясь в ненужные подробности.
– Чего ты врешь? – Бабка ощерилась беззубым ртом. – Какой ты ему отец?
– Приемный. – Раньше я никогда не уточнял, ибо Игнац был мне гораздо ближе родного сына.
– Ты ему не отец, – сказала старуха.
– Вам-то откуда знать? – спросил я раздраженно.
– Оттуда, что папаша его – мой сын. А уж собственного сына я распознаю.
Игнац прикрыл глаза и отхлебнул пиво. Рука его дрожала. Никакого сходства между ним и старухой я не заметил, но его молчание подтверждало ее слова.
– Помню, у тебя была точно такая же собака. – Он кивнул на псину, дремавшую под столом.
– Это ее сынок. Или внук. Я уж запуталась.
– Игнац, мне уйти? – спросил я. – Наверное, вам лучше поговорить вдвоем.
– Нет! – Он даже испугался.
Удивительно, подумал я, ему за тридцать, у него жена и четверо детей, он успешный писатель, но боится остаться наедине с этой старухой.
– Ладно, посижу, – сказал я спокойно.
– Значит, ты его приютил? – Старуха разглядывала меня, цедя пиво.
– Да.
– Сочувствую.
– А я так очень рад.
– Он же грязный паршивец. – Бабка сплюнула на землю и потянулась к Игнацу, но тот отпрянул от ее руки, словно от тлеющей головешки. – Такой богач – и хоть бы грош послал бабушке! – Она закрыла ладонями лицо и весьма ненатурально зарыдала.
– Той самой бабушке, что сплавила его с рук долой? – спросил я.
Игнац достал бумажник, вытряхнул из него все, что там было, – тысяч двадцать-тридцать толаров – и отдал старухе. Та бесцеремонно схватила купюры и, скатав их в рулон, спрятала за пазуху.
– У самого денег куры не клюют, – бормотала она, – а мне какие-то жалкие крохи.
Пес мгновенно вскочил, когда старуха поднялась и поволокла сумку-тележку дальше по улице. Я проводил ее взглядом, Игнац отвернулся.
– Неожиданная встреча, – сказал я. – Как ты?
– Нормально.
– Ты знал, что увидишь ее?
– Предполагал. У нее заведенный порядок. Каждый день ходит неизменным маршрутом. Ходила, по крайней мере. – Он помолчал. – Я ведь не рассказывал, почему уехал из Словении?
– Ты говорил, после смерти матери бабка не захотела тобой заниматься.
– Это не вся правда. Какое-то время я жил у нее.
– И почему не остался?
– Потому что она ничуть не лучше моего отца. Тоже на мне зарабатывала.
– То есть?
– Тем же способом. Тут было полно мужиков, которые, устав от жен, искали какого-нибудь разнообразия. Как-то раз с одним из них бабка меня застукала. Я был совсем пацан. Увидев, что происходит, она прикрыла дверь и ушла в кухню. От злости швыряла кастрюли и сковородки. Но пальцем не шевельнула, чтоб меня выручить. Потом отлупила, обозвала мерзким никчемным говнюком. А затем смекнула, что я могу стать источником дохода. Я был смазливый парнишка. Хорошенький. Раз уж ты вожжаешься с мужиками, сказала она, отныне будешь это делать под моим началом и деньги отдавать мне.
– Боже мой! – Я отставил бокал.
– Она торговала не только мной. Были и другие. Один мой одноклассник от нее сбежал и утопился в Драве. На панихиде мужики, которые нас трахали, сокрушались о его погибшей душе и выражали соболезнования его матери, словно сами ни в чем не виноваты. После этого и я решил сбежать, но топиться не собирался. Нет, у бабки я украл деньги на билет. Поезд привез меня в Прагу. Чтобы выжить, я занимался тем единственным, что умел делать. Но теперь хоть деньги доставались мне. Потом перебрался в Амстердам. Я вовсе не думал там задерживаться. Просто не знал, куда еще податься. Я слышал, там живет мой отец, и надеялся, что он мне поможет. Выправит мою жизнь. Но он оказался не лучше бабки. Я же хотел оставить Марибор как можно дальше. В конце концов получилось. Все это в прошлом. И вот он я нынешний. Благодаря тебе и Бастиану.
173 
