– Нечаянно вырвалось?
Рык Бегли заставил даже Хокинса очнуться от наркотического забытья: он громко застонал. Харрис опасливо попятился.
– Его кузина обычно гладит белье для миссис Ганн, – виновато продолжил он свои объяснения. – Я думаю, она решила, что это ее долг – их известить, понимаете? – Он дрогнул и замолчал под убийственным взглядом Бегли.
– Для кого еще кузина мистера Элмера гладит белье? – Его сарказм не дошел до Харриса. Пока молодой коп всерьез обдумывал свой ответ, Бегли повернулся к Датчу Бертону. – Я хотел бы воспользоваться вашим кабинетом для беседы с супругами Ганн.
– Прекрасно, но я тоже еду.
– А как же ваше лицо?
– Ничего, есть у меня одна мазь, намажу.
Они один за другим вышли из смотровой. Проходя мимо, Бегли бросил взгляд на лежащего в постели Кэла Хокинса. Весь утыканный внутривенными иголками, он снова впал в забытье. Бегли не испытывал к нему ни малейшей жалости, хотя и защищал его перед Бертоном.
Как только они забрались в машину и тронулись, Филин заговорил:
– Я думал, вы так и так хотели поговорить с Ганнами, сэр.
– Я собирался нанести им визит, как только мы покинем больницу.
– Тогда почему вы так расстроились?
– Я собирался их запугать, чтоб поняли, как важно держать наше расследование в секрете. Нам нужно взять Тирни под охрану, пока местные не прознали, что мы его разыскиваем.
– Вы же видите, как быстро распространяются сплетни.
– Вот то-то и оно, Филин. Если мы не доберемся до Тирни в самом скором времени, боюсь, целая шайка местных обормотов под предводительством шефа полиции возьмет дело в свои руки. Они его уже приговорили, для них он Синий. В таких случаях праведный гнев всегда берет верх над законом. Эти славные местные парни, защищая своих женщин, могут прибегнуть к неписаному закону гор. Если они доберутся до Тирни раньше нас, он покойник. Ему крупно повезет, если ему зачитают права, прежде чем утопят в собственной крови. А уж газеты натешатся от души. Разнесут весть от Род-Айленда до Калифорнии. Фанатики по контролю над оружием накинутся на это дело. У нас на руках, Филин, останется такая хрень, что мало не покажется.
– А также множество вопросов.
– Вот именно. Например: где закопаны пять тел?
Несколько минут они ехали в молчании. Потом заговорил Филин:
– Вы опасаетесь, как бы они не устроили охоту на Тирни, думая, что он Синий. А если он не Синий?
Бегли нахмурился.
– Этого я тоже опасаюсь.
20
Занавески на всех окнах были задернуты, чтобы хоть в малой степени удержать тепло. Когда свет погас, спальня погрузилась в темноту.
– Это было неизбежно, – сказал Тирни.
Лилли выждала несколько секунд, давая глазам привыкнуть, потом подошла к окну и отодвинула одну из штор. Сгущающиеся за окном преждевременные сумерки дали Тирни новый довод в споре.
– Часам к трем-четырем совсем стемнеет, – сказал он. – Значит, у нас осталась всего пара часов светового дня. Мне именно столько потребуется, если не больше, чтобы добраться до машины и вернуться сюда, если я уйду прямо сейчас.
Лилли прижала пальцы к вискам.
– Я… больше… не могу… спорить.
– Ну и не спорь. Просто открой наручники.
– Ты меня убьешь.
– Я пытаюсь спасти твою жизнь.
Она покачала головой, с трудом стараясь вдохнуть.
– Я могу… доказать… что ты Синий.
– Ты ничего не сможешь доказать, если задохнешься.
– Записка.
– А, понятно. Ты оставишь записку и в ней скажешь им, что я Синий. Ты поместишь ее в такое место, где они ее обязательно найдут.
Она кивнула.
– А я в таком случае скажу, что у тебя начались галлюцинации от кислородного голодания, и ты видела здесь танцующих слонов. И мне поверят. А что касается этого, – он кивнул на синюю ленточку, лежавшую на сиденье кресла-качалки, – я скажу то же самое, что сказал тебе: я ее нашел и как раз собирался отнести в город и отдать властям.
Лилли кивком указала на его руки.
– Да, объяснить «браслеты» будет трудновато, но у меня в запасе день или два, чтобы выдумать правдоподобное объяснение. И потом, кто знает, может, мне удастся освободить руки еще до того, как кто-нибудь сюда доберется.
– Я так не думаю, – возразила Лилли, глядя на его окровавленные запястья. – Даже если… я умру… они возьмут тебя.
С этими словами она повернулась, чтобы уйти и тем самым положить конец спору.
– А что страшнее всего, как ты думаешь?