очень нудно 
118 
Это последнее соображение показалось ей настолько ужасным, что она поспешила поделиться им с Марком. Он, впрочем, не судил Бриджит так строго, как она сама.
— Дело не в твоей лени, — сказал он. — Просто тебе не встретился твой единственный, тот самый мужчина.
Бриджит задумалась. В последнее время она много думала о своих отношениях с Тедом, но ей так и не удалось найти причину, по которой их стоило бы растягивать на целых шесть лет. Они с Тедом не строили никаких планов на будущее, ничего не обсуждали и ни о чем не мечтали; все, о чем думала Бриджит, представлялось ей само собой разумеющимся. Тед, однако, придерживался иного мнения, и когда это выяснилось, произошло… то, что произошло. В результате Бриджит чувствовала себя теперь полной идиоткой. Простота и комфорт их отношений, которые ей так нравились, обернулись катастрофой — в тридцать восемь лет она осталась совершенно одна. Работы у нее тоже не было, потому что Бриджит наивно полагала, что ее работа в приемной комиссии — это навсегда, и не хотела видеть перемены, но все изменилось в одно мгновение, и она осталась ни с чем.
Но, пожалуй, хуже всего было то, что ей ничего не хотелось. То есть она была бы не против, если бы в ее жизни вдруг сами собой появились новый мужчина и новая работа, но менять что-то самой, добиваться чего-то… Нет, уж лучше оставить все как есть, чтобы ненароком не сделать себе еще хуже, еще больнее. Да и нынешнее положение Бриджит в общем-то устраивало, хотя в глубине души она чувствовала, что нельзя так низко опускать планку. Теперь-то она сознавала, что в последние годы относилась к себе недостаточно требовательно и в конечном итоге погрязла в однообразной и скучной рутине. Увы, бороться с ней у Бриджит не было желания, и уж тем более не хотелось ей ввязываться во что-то неопределенное и новое. Например, в новые отношения. Одной мысли о том, что придется перебираться из Бостона в Париж, было достаточно, чтобы повергнуть Бриджит в состояние тихой паники. Марк, правда, тоже не собирался ничего менять, например переезжать в Бостон, о чем он ей сейчас прямо заявил, а значит, они должны остаться просто друзьями.
— А ты? Ты скучаешь по своей женщине? По той, с которой расстался?
— Больше не скучаю, — ответил он. — Вначале мне ее очень не хватало, но потом все прошло. Не то чтобы я ее любил… Понимаешь, наши отношения были достаточно удобными для обоих, но, как я теперь понимаю, одного удобства недостаточно. Нужно что-то еще, но… — Он покачал головой. — Лучше быть одному, чем довольствоваться малостью. Или быть с тобой… — Тут Марк улыбнулся, словно смутившись собственной откровенностью, и Бриджит невольно рассмеялась. Когда Марк хотел, он умел быть неотразимо очаровательным, и все же она не решилась принять его слова за чистую монету. Быть может, его галантность была просто фасадом, маской, своего рода, национальной чертой, наконец, и все же слушать его было очень приятно. «Пусть говорит, — подумала Бриджит. — Ведь я же не собираюсь за него замуж».
После этого они некоторое время болтали о разной чепухе, пока наконец не остановились пообедать в небольшой гостинице в Фужере. Марк неплохо знал этот район и рассказал Бриджит немало интересного о его истории. Он вообще очень много всего знал в самых разных областях, прекрасно разбирался не только в истории, которая была его специальностью, но и в литературе, искусстве, политике и даже в виноделии. Впрочем, думала Бриджит, в этом, наверное, разбираются все французы. Ей очень повезло, что она его встретила, — Марк оказал ей неоценимую помощь в ее исследованиях, и Бриджит подумала, как обрадуется мама, когда она расскажет ей все, что сумела выяснить о де Маржераках. Потом ей пришло в голову, что сами ее поиски уже давно вышли за рамки составления генеалогического древа и теперь она знает о своих предках намного больше, чем только их имена и даты жизни. Да и Вачиви словно ожила и превратилась для Бриджит в символ мужества и свободы.
— Расскажи мне о шуанах, — попросила Бриджит, когда они пообедали. Марк уже упоминал о них, и Бриджит вспомнила, что в эпоху Французской революции так назывались сторонники короля, но ничего больше об этом она не знала. Марк же, напротив, знал хорошо все детали.
— Тебе бы почитать Бальзака, — посоветовал он. — У него есть роман, в котором описаны эти времена. Впрочем, поскольку Бальзака под рукой нет, я расскажу… Шуанами называли аристократов и их сподвижников, которые отказались признать революцию и остались верны королю. Те из них, кто жил в Париже и окрестностях, дорого заплатили за свою преданность — у них отобрали замки, дома, земли, сокровища, а самих казнили. Мало кому удалось спастись. Революционеры были очень решительно настроены против королевской власти и ее сторонников; они истребляли дворян и роялистов сотнями, мстя за десятилетия притеснений и неравенства. Особенно они свирепствовали в самом Париже и центральных провинциях, однако на окраинах страны — в Вандее и в Бретани, — где жили твои предки, роялисты были более многочисленными и сумели организовать сопротивление. Многие аристократы, не пожелавшие расставаться с богатствами, обороняли свои замки до последнего, и многим удалось сохранить не только собственные жизни, но и имущество. В Бретани революционерам и вовсе не повезло. Правда, и там было убито несколько крупных землевладельцев и разрушены замки, однако численный перевес был не на стороне революционеров, и вскоре шуаны выбили их оттуда. — Марк ненадолго задумался. — Интересно, как пережил революцию твой маркиз? Его ведь тоже могли вынудить оставить замок и переселиться куда-то в другое место. Сам-то замок стоит до сих пор — теперь туда, кажется, даже водят экскурсии, — но какова была участь его владельца? Мне было бы жаль узнать, что Тристан и Вачиви вынуждены были скрываться и терпеть лишения…
118 
