2 
Ниу по-прежнему была красива, но тонкие черты ее лица словно покрылись налетом обреченности и печали.
— Я честна с тобой, Бао, — сказала она, сделав роковое признание. — Или бери меня такой, какая я есть, или я никогда не буду твоей.
— Твоя мать согласна?
Ниу кивнула. А что оставалось делать Вэнь, если ночь, проведенная с маньчжурским воином, оставила в теле ее дочери куда больший след, чем она рассчитывала!
— Хорошо, — коротко произнес Бао. Было заметно, что его распирают досада и злость.
— Я только прошу, — кротко промолвила Ниу, — чтобы ты не обижал этого ребенка.
Бао с отвращением посмотрел на ее пока еще плоский живот.
— Неужели ты ему рада!
— Нет, но я понимаю, что он ни в чем не виноват.
— Ты хочешь, чтобы я признал его своим?
— Так будет лучше для всех.
Месяц спустя Ниу вышла за Бао Синя и перешла в его хижину. Отныне здесь ей предстояло жить, работать, рожать детей и закончить свои дни.
Ребенок появился на свет в начале зимы, в самые унылые и мрачные дни года. Он был таким, как все младенцы, но на его лице, пониже левого глаза, чернела крупная родинка, напоминавшая звездочку.
— Смотри-ка, знак! — заметила повитуха. — Твоего сына ждет необычная судьба.
— Счастливая или нет? — взволнованно произнесла Ниу.
— Этого я не знаю.
В хижину вошел Бао, и повитуха объявила:
— Мальчик! Тебе повезло.
— Уж если кому и повезло, так только не мне, — проворчал мужчина, а когда повитуха ушла, процедил: — Маньчжурское отродье!
— Бао, — в голосе Ниу была укоризна, — ты обещал!
Да, он обещал и старался сдержать свое слово. И все же когда он увидел здорового крупного младенца — порождение чужого семени, боль пронзила его, казалось, до самых костей.
Ниу продолжала рожать каждые два года. Третьим был мальчик, Юн, и Бао вздохнул с облегчением: наконец-то на свет появился тот, кто когда-нибудь даст жизнь его внуку, в коем, согласно поверью, воплотится небесная душа деда!
И все-таки старшим ребенком в семье оставался первенец Ниу, Кун, и это бесило Бао. Он в буквальном смысле слова вбивал в его голову мысль о сыновней почтительности, тогда как Юн рос избалованным и непослушным. Мать всегда старалась защитить и выгородить Куна, но у нее было слишком много забот и много детей.
О родинке никто не вспоминал, лишь Бао иногда говорил, что она похожа на червоточину на кажущемся здоровым, но на самом деле гнилом плоде.
Часть первая
Глава 1
По улицам деревни плыл сизоватый дымок очагов. Не могущий пробить плотный слой тумана, он тянулся низом. Земля казалась поблекшей, вылинявшей, как всегда по весне, но все знали, что вскоре придет другая пора. Зазеленеют залитые водой рисовые посадки, холмы наденут изумрудные короны, и лес зашумит, как бескрайнее море.
На рассвете отец приказал Куну отправиться в поле, и мальчик боялся сказать, что если он не успеет вовремя прийти в чайную, хозяин его прибьет. И вот теперь он опаздывал, хотя и спешил изо всех сил. Заведение господина Линга (при необходимости там можно было не только поесть и выпить чаю, но и заночевать) было построено на оживленном участке дороги соединявшем провинции Гуандун и Гуанси.
Десятилетний Кун служил у него за еду, несколько шу[3], а еще — за бесконечные затрещины и оплеухи.
Он никогда не жаловался родителям: у измученной матери хватало иных забот, а Бао и сам бил Куна не меньше, чем господин Линг, бил по любому поводу — за случайный взгляд, за лишнее слово. За то, что Ниу вновь родила не сына, а дочь.
Не чувствуя за собой никакой вины, Кун, тем не менее, безропотно принимал удары. Что он мог возразить отцу? До поры до времени ему не приходило в голову удивляться, почему Бао срывает свою злость именно на нем, а не на других детях.
Если кто-то изредка и мог приласкать Куна, так это мать. Однако при этом у нее была такой горестный вид, что ему хотелось не радоваться, а плакать.
Когда Кун убежал в чайную, ему казалось, что у него вот-вот остановится сердце.
В помещении не было других вещей, кроме скромно расписанной ширмы, низких деревянных столиков и простых некрашеных циновок. В маленькой печке шипел и с треском лопался бамбук.
Дрожащими от волнения руками хозяин расставлял на подносе чашки красной глины, от которых поднимался ароматный пар. Он не обратил ни малейшего внимания на Куна, все его мысли были устремлены к двум гостям, которые молча ждали, когда им подадут чай.
2 
